Философ - предтеча христианства. Этим философом был Филон Александрийский. Фридрих Энгельс назвал его "настоящим отцом христианства". Он жил приблизительно между 25-м годом до н. э. и 50-м годом н. э. в Александрии - одной из многих колоний, образовавшихся в результате завоевательных походов Александра Македонского и принявших греческую культуру.
Филон, родившийся в столице Египта, принадлежал к знатной семье, связанной с династией Ирода и римскими придворными кругами. У Иосифа Флавия, выдающегося историка, упоминается брат Филона Александр, богатый финансист и высокопоставленный чиновник. Сын его Тиберий Юлий Александр был также известной личностью.
Судя по этим именам, можно предположить, что семья, в которой вырос Филон, основательно ассимилировалась. Однако, на самом деле в ней (за исключением племянника Филона Тиберия Юлия Александра, отказавшегося от религии отцов), сохранилась преданность вере и традициям. Не случайно Филон, по словам того же Иосифа Флавия, совершил паломничество в Иерусалим. Правда, полностью избежать ассимиляции не удалось. В силу сложившихся жизненных обстоятельств Филон, очевидно, получил образование в греческих школах, где изучал риторику и философию, естествознание и математику, историю и музыку. Любимым его поэтом с детских лет был легендарный Гомер, автор "Илиады" и "Одиссеи". Работы Филона, написанные по-гречески, свидетельствуют о том, что он в совершенстве владел греческим языком, обнаружив при этом глубокое знание греческой культуры.
Философские взгляды Филона формировались под влиянием греческой философии, особенно платонизма и стоицизма. Ему чужда была эллинофобия (да и любые проявления ксенофобии). Он восхищался Грецией. "Эллада, - писал он, - истинное дитя человеческое; она явила миру небесный росток и божественный побег, точную мысль, тесно связанную с наукой". Филон высоко ценил "Изречения семи греческих мудрецов", преклонялся перед "дивной мудростью Сократа", называл Платона "величайшим", а орден пифагорейцев, - "священным". Все они, по его мнению, руководствовались разумом - этим драгоценнейшим даром Провидения. Но поскольку разум, по Филону, имеет пределы своих возможностей, то, следовательно, "мы должны примириться с тем, что своими силами можем найти лишь отблеск истины среди хаоса вероятностей". Если бы нашим орудием был только разум, горизонт наш наверняка остался бы навсегда суженным. При этом Филон не мог себе представить, чтобы разум как таковой оказался враждебным вере. Словом, любовь к греческой классике не мешала ему твердо придерживаться библейских традиций.
Он стремился быть самостоятельным мыслителем. По словам Александра Меня, видного православного богослова современности, "книги Филона запечатлели мысль, свободную от узости. Даже ведя полемику, писатель, как правило, был сдержан и терпим. Доброжелательный и великодушный, он завоевал уважение сограждан и любовь близких. Если его жену спрашивали, почему она, богатая женщина, одевается так скромно, она отвечала, что лучшим украшением для нее служат добродетели мужа… Именно такой человек и такой характер более всего подходили для дела примирения и синтеза".
С одной стороны, "Ветхий Завет давно ждал человека, который принял бы на себя миссию выразить Откровение в умозрительной форме. Таким человеком стал Филон".
А с другой стороны, для "решения той задачи, перед которой вскоре оказалось христианство: найти точки соприкосновения с греко-римским миром… евангельское благовестие остро нуждалось в универсальном языке эллинства. И тогда церковь обратилась к Филону".
Еще в ранней юности Филон пришел к выводу, что страсть - это рабство. "Поистине, - писал он впоследствии, - свободен тот , у кого нет иного повелителя, кроме Бога". Однако потребовалось время, чтобы осознать свое призвание - быть независимым религиозным мыслителем. "Разум, - говорил Филон, - единственное во всем нашем существе, что не подвластно распаду и исчезновению. Ибо только разуму Бог, создавший его, повелел быть свободным, порывать оковы принуждения и свободно размышлять".
Посвятив свою жизнь философии, Филон не замкнулся в себе, в мир умозрительных размышлений: "Иногда, находясь среди многотысячной толпы, я умиротворялся мыслью: Бог изгнал сумятицу из моей души и научил меня, что не от места зависит доброе или дурное расположение, а от самого Бога. Который движет и влечет колесницу моей души, куда хочет". Этот опыт, по мнению Александра Меня, "помог Филону прийти к идее харис, благодати, и в чем-то предвосхитить апостола Павла и Августина. Человек, утверждал он, не в силах справиться с собственным несовершенством, только рука Господня поднимает его и ведет ввысь".
В своем философском учении Филон сочетал элементы греческой мудрости и еврейской теологии. Он стремился к их гармоническому слиянию с помощью аллегорического метода, позаимствованного им от стоиков, которым этот метод помогал отыскивать в античных мифах сокровенный смысл. Для Филона же аллегорический метод стал тем "мудрым архитектором", который позволил ему возвести стройный храм библейской философии. Примечательно, что Филон дал основному циклу своих трактатов такое название: "Аллегорический комментарий к Пятикнижию" ( "О сотворении мира", "Аллегории Законов", "О снах", "О херувимах", "Наследник Божественного", "Переселение Авраама", "Мутации имен как особенно прекрасные" и др.).
Умело воспользовавшись аллегорическим методом, философ утверждал, что Библия, по сути своей, имеет буквальный смысл, не самый интересный и значимый, и смысл смещенный, согласно которому библейские персонажи и события символизируют понятия и истины моральные, духовные и метафизические. Всюду, где только возможно, Филон старался снять покров со сказаний и картин, чтобы проникнуть в суть библейского провозвестия.
Так, например, два рассказа о создании человека (Бытие 1; 2) Филон рассматривал как указание на двух Адамов - идеально-небесного и облеченного плотью. Плотский, земной человек есть лишь несовершенная проекция духовного "первого Адама". Через него все люди связаны между собой и с самим Божеством. Аллегорическая интерпретация как метод прочтения Библии надолго нашла множество единомышленников среди Отцов христианской церкви, разрабатывавших теологические, философские и социологические доктрины христианства.
Филон был первым, кто попытался через проникновение греческой философии в теологию создать некую "философскую мозаику". В нее вошли многие понятия, неведомые греческой мысли, начиная с понятия "творения", которому Филон дал впервые систематическую формулировку. Суть ее состоит в том, что Бог создал материю из ничего, и лишь потом придал ей форму. Однако прежде физического мира Бог создал сверхчувственный космос (мир Идей) как идеальную модель, и этот "сверхчувственный космос есть ничто иное как Логос Бога, актуально формирующий мир". Так платоновские Идеи становятся мыслями Бога, совпадающими с Логосом, его Словом.
Бог, по Филону, существует вне времени и пространства. Он един, вечен, бесконечен, неизменен, бестелесен, не имеет никаких эмпирических качеств, человеческих атрибутов. Он стоит выше всяких страстей, свободен от каких бы то ни было переживаний, страданий, огорчений и других подобных ощущений. Он невыразим и недоступен человеческому разумению. Его сущность никак не может быть определена.
"Не думаю, - писал Филон, - чтобы Сущее, каково Оно есть по Своей природе, могло бы быть познано каким либо человеком… Поэтому нельзя Ему дать даже имени". Все самые возвышенные определения Бога остаются в пределах частного, тварного, мыслимого. Бог же все превосходит. Он выше платоновского "Единого", "Он лучше блага, прекраснее красоты, блаженнее счастья". Создатель "больше и самой жизни", ибо Он ее источник и начало. Даже избранники, в частности, богословы, могут знать о Нем "только, что Он существует, а не то, каков Он есть". Короче говоря, это не библейский Бог, а платоновская Идея. Антропоморфные изображения Бога с глазами и ушами, языком и дыханием, руками и ногами в дословном понимании кажутся Филону чудовищным бесчестьем.
Принимая библейский тезис о творении мира Богом, Филон стремится избежать вывода, согласно которому Бог находился в прямом контакте с материей, Эту задачу призван был решать Логос, который, вбирая в себя многоликое царство энергий, с одной стороны, наполняет Вселенную как ее душа, а с другой - неотделим от глубин Предвечного. Этот термин был взят Филоном из греческой философии. Но и у библейских пророков, в Книге Премудрости, Слово выступало как творческая сила Божия.
Филон отличает Логос от Бога, определяя даже как "перерожденного Сына несотворенного Отца". В определенном смысле Логос - -это сам Сущий. "Логос, - утверждает Филон, - является нашим Богом, Богом несовершенных людей". Филон называет Его даже "вторым Богом". Иногда Филон говорит о Логосе, как об Архангеле, Посреднике между Творцом и творением (поскольку это не несотворенное, как Бог, но и не тварное, как мирское), как о геральде Бога. "Кормчий Вселенной - пишет Филон - управляет всем, держась за Логос, словно за руль, пользуясь для блага твари тем же инструментом, с помощью которого Он образовал мир". Логос Филона выражает и фундаментальные ценности библейской Мудрости, Слова Божьего, Слова творящего и созидающего. И, что особенно важно, Логос несет в себе этический смысл "Слова, с помощью которого Бог направляет к благу", "Слова, что спасает".
Во всех этих значениях Логос представляет собою бестелесную реальность, сверхчувственную и трансцендентную (запредельную). Но, коль скоро чувственный мир создан по образцу сверхчувственного, т. е. в соответствии с Логосом и посредством его, то имманентный аспект Логоса состоит в воздействии бестелесного на телесный мир. В этом смысле Логос - нечто связующее, что собирает и единит мир, начало, правильно упорядочивающее мир и его сохраняющее. Вне активности Логоса материя есть "не-сущее"; подлинное бытие она обретает только будучи сформирована Словом и заключенными в Нем силами. Творец, как считает Филон, "вызывает не-сущее к бытию, создавая стройное из хаотичного, качество - -из бескачественного, сходство - из несходного, тождество - из различий, гармонию и связь из разобщенного и несогласного, равенство - из неравенства, свет - из мрака".
Александр Мень сделал на основе тщательного анализа философских воззрений Филона вывод: "Таким образом, хотя этот мудрец не пришел к учению о Троичности, он указал на совместимость монотеизма с идеей саморазличения в природе Сущего. Единство Бога переставало пониматься как однозначное и статичное. Откровение и разум постигли динамику в Самом Божестве. Тем самым Филон подготовил христианскую мысль к посильному осмыслению тайны Отца, Сына и Духа".
Не обошелся Филон без Платона и в понимании человека. Как и великий грек, он выделяет в человеке тело и душу. Но Филон не ограничивается этим. Он открывает в человеке третье измерение, радикально меняющее природу и смысл первых двух. Согласно этому взгляду, где уже доминирует библейский компонент, человек образован из тела, души-интеллекта и Духа, что нисходит от Бога. Из такого понимания человека вытекает, что его интеллект разрушим, поскольку он интеллект "земной", пока Бог не вдохнет в него "потенции подлинной жизни", каковая является Божественным Духом.
Получается, что душа человеческая (как интеллект), сама по себе взятая, была бы никчемной, когда бы не вдохнул в нее Бог свой Дух. По Филону, момент, реализующий сочетание человека с Божественным, уже не душа, как ее понимали греки, и даже не ее привилегированная часть, интеллект, но Дух, прямо исходящий от Бога. В итоге мы имеем три измерения человеческой жизни: 1) в физическом измерении - жизнь сугубо животная (тело), 2) в рациональном ( пространственном) - жизнь души-интеллекта, 3) в высшем Божественном измерении - восхождение к Духу. Сама по себе душа смертна. Она может стать бессмертной в той мере, в какой Бог дарует ей свой Дух, насколько она себя в Духе взращивает и живет в нем. Так рушатся все доводы Платона, на которых он пытался основать бессмертие души. Для него душа порождена Демиургом (от греческого слова "демиургос" - ваятель, зодчий). А это значит, что душа имеет начало, но она не подлежит смерти, подобно тому, как недоступно смерти все, что прямо произведено Демиургом.
днако, почему у Платона душа бессмертна, а у Филона - смертна, но при определенных условиях может обрести бессмертие? Еще в мистическом учении пифагорейцев (берет начало от Пифагора, знаменитого древнегреческого философа и математика, жившего в VI веке до н. э.) о таинстве жизни и смерти утверждалось, что тело - темница души и что освобождение ее от оков тела наступает лишь со смертью. Платон, хорошо знакомый с этим учением, рассматривал тело не просто как обиталище души, благодаря которой тело живет, но, скорее, как могильный склеп, или как тюрьму души, где она изнуряется в муках. Тело - корень всех зол, источник нездоровых страстей, неприязни, несогласия, невежества и просто безумия, т. е. всего того, от чего гибнет душа. Смерть - всего лишь эпизод, имеющий отношение только к телу. Она не только не вредит душе, а, напротив, дарует ей жизнь новую, более достойную, предоставленную ей самой, которая, наконец, соединяется с умопостигаемым миром идей. Но для этого душа нуждается в катарсисе (от греческого слова "катарсис" - очищение), сопровождающем научный поиск, как прогрессирующее восхождение к знаниям и, следовательно, от мира чувственного, иллюзорного к миру сверхчувственному, истинному.
Филон тоже утверждает, что тело человека, как его животная часть, является источником всех зол, темницей, в которой томится дух, трупом, который тянет за собою душу; гробом, откуда душа пробуждается для истинной жизни. Но этому всячески препятствует заложенная в человеке чувственность, которая порождает желания и страсти. Страсти овладевают чувствами с тем, чтобы погубить душу. Желание - это или похотливое наслаждение чувст-венными вещами, живущее в брюшной полости, или же стремление к похоти, обитающее в груди. И если не обуздать их, эти страсти и желания, не держать под строгим контролем разума, то душа становится рабом тела, а ее поведение - все более низменным. Все высшие стремления к Богу и добродетели подавляются. В итоге наступает моральная смерть.
Что же надо делать, по Филону, чтобы спасти душу от падения? Жить по Духу, исходящему от Всевышнего. Именно третье измерение - Божий Дух - прямо интерпретирующее теорию творения и библейскую теорию вообще, является новацией Филона в этике. Дело в том, что древнегреческие философы рассматривали не мораль, а познание как исключительную добродетель, реализующую саму сущность человека. Даже Платон подходил к проблеме восхождения души от чувственного мира к миру Идей главным образом с познавательной точки зрения. Филона такой подход не удовлетворял. Выдвигая на первый план не познание, а мораль, он считал, что восхождение души важно продолжить от мира Идей к самому Богу. И если Платон имел в виду лишь процесс восхождения души, то для Филона достижение гармонии между душой и Богом представлялось и как ее восхождение к Нему, и как снисхождение Его в человеческую душу. Но чтобы подготовить себя к единению с Богом, человек должен освободиться от земных уз, оставить "свою землю, своих сородичей и отчий дом", то есть забыть тело, чувства и человеческую речь. В отличие от идеала стоиков - мудрость как власть разума над чувствами, доставляющая безмятежность, - Филон понимает единение с Богом как экзальтированный мистический опыт: в поисках большего, чем рациональное познание Бога, душа преисполняется Божественным духом и пребывает в экстатическом блаженстве.
При этом мораль в понимании Филона неотделима от веры и религии, сливаясь даже в мистическом единении с Богом в некоем экстатическом видении (возможным лишь в благодати Божьей, дарованной людям). Более того, Филон предвосхищает пути к Богу, которые у Отцов церкви, начиная с Августина, становятся каноническими. От познания космоса люди непременно должны перейти к познанию самих себя, чтобы осознать, что то, чем они обладают, исходит от Бога и поэтому им надлежит всецело быть с Ним. Иначе говоря, то, чем мы, люди, обладаем, не наше, и возвращаем это тому, кем мы одарены. В этот самый момент Бог с нами и в нас. "Наивернейший момент для встречи тварного со своим Творцом именно тогда, - пишет Филон,- когда оно признало свое полное ничтожество". И далее: "Необычайно высокая слава души в том, чтобы преодолеть свою тварность, свои пределы, связав себя только с нетварным, согласно священным предписаниям, кои обязывают посвятить себя Ему. Потому-то тем, кто связывает себя с Ним и служит Ему непрерывно, в наследство Он дарует сам себя". Счастье жизни в том и состоит, чтобы " быть целиком и полностью скорее в боге, чем в самом себе"
Не удовлетворяло Филона и греческое толкование любви. Если для Платона любовь - это философия во всей полноте смыслов этого термина (но смысл познавательный все же преобладает над остальным), то в понимании Филона любовь - это дар Бога людям. С другой стороны, единственно подобающим отношением людей к Богу является любовь. "Познание Бога" Филон понимал не как рациональное постижение, а как подвиг любви. Никто из античных мыслителей не говорил об этом так, как Филон. У них было и благоговение, и жажда проникнуть в загадки бытия, но только александрийский философ, вдохновленный Словом Божиим, увидел в Любви самую сущность богопознания. Не любопытство, с каким разум изучает природу, а познание Бога, движимое Любовью к Нему, является "верховной целью жизненного пути человека".
В самой диспропорции дарующего и принимающего этот Небесный дар - Любовь - заключена абсолютная бескорыстность. Не значит ли это, что истинно порядочный человек не ждет от Бога платы за то, что любит Его?! "Кто любит Бога,- писал Спиноза,- тот не может стремиться к тому, чтобы и Бог в свою очередь любил его". И если человек именно так любит Бога, то он не способен быть корыстолюбивым и по отношению к людям.
Филон Александрийский вошел в историю как выдающийся мыслитель. К различным течениям греческой философии он подходил с непоколебимой верой в абсолютный авторитет Библии. Он считал ее источником и мерилом не только религиозной, но и всякой другой истины. Вместе с тем философские воззрения Филона, особенно его рассуждения о трех измерениях человеческой жизни, послужили благодатной почвой для формирования христианского сознания, его основных канонов. В Евангелии видны явные следы филоновской философии.
Думается, Филону и в голову не приходило, что он может стать предтечей христианства. Так уж Время и Судьба распорядились…
И. ЮДОВИН,
для "Русской Америки, NY"
|
