О причинах неудач многих современных лидеров разных стран много говорят и пишут. Однако при этом не уделяется должное внимание вопросу о тех причинах, которые связаны с авторитетом лидера. Между тем от авторитета во многом зависят его достижения или провалы и, следовательно, возглавляемого им движения, правительства, государства.
Что же понимать под авторитетом (от лат. "Auctoritas" - "суждение, мнение, взгляд; желание; власть", из "autor" - "основатель, автор")? По словам Гюстава Ле Бона, речь идет о "таинственной силе, некоем колдовстве, наполняющей восхищением и уважением, парализующей критические способности". Человек, обладающий этой силой, может неотразимо воздействовать на других. Одного его жеста или одного слова достаточно, чтобы заставить их повиноваться. Махатме Ганди (1869-1948), духовному лидеру движения за независимость Индии от Великобритании, достаточно было произнести краткую речь перед вооруженной и перевозбужденной толпой, нередко состоявшей из миллионов людей, чтобы успокоить и даже разоружить ее. И для такого гипнотизирующего воздействия человеку, наделенному "таинственной силой", вовсе не требуется, по Ле Бону, ни физическая сила, ни ум, ни красноречие, ни внешняя красота или молодость. Многие вожди, несмотря на неказистую внешность, сбивчивую речь, посредственный ум, властвуют и очаровывают. Так, Робеспьер, не отличаясь ни физической силой, ни внешней красотой и даже красноречием, покорял толпу своим обаянием, страстью и энергией. "Я охотно предполагаю в нем, - пишет Ле Бон, - наличие некоторого сорта личного обаяния, которое сегодня от нас ускользает". Кстати, несмотря на свою тщедушную внешность, Робеспьер пользовался большим успехом у женщин, не способных противостоять воздействию его магически очаровывающей личности.
Еще в большей степени околдовывала толпу и женщин личность Наполеона. И этому отнюдь не мешал его небольшой рост (169 см.). Гете видел демонический элемент "в Наполеоне настолько действенным, как может быть в последнее время ни в ком другом". Они неоднократно встречались, испытывая друг к другу взаимный интерес и симпатию. Не случайно Фридрих Ницше заметил: "В жизни Гете не было большего события, чем это реальнейшее существо, называемое Наполеоном". "Жизнь его, - писал Гете, - жизнь полубога. Можно сказать, что свет, озарявший его, не потухал ни на минуту: вот почему жизнь его так лучезарна. Мир еще никогда не видел и, может быть, никогда уже не увидит ничего подобного". В одной из бесед с Эккерманом, своим многолетним секретарем, Гете сказал: "Наполеон велик в особенности тем, что он при всяких обстоятельствах оставался самим собою: перед сражением, во время сражения, после победы, после поражения - он всегда крепко стоял на ногах и знал ясно и твердо, что надо делать. Он всегда был в своей стихии, никакая неожиданность не застигала его врасплох…" Каждый жест Наполеона восхищал всех, кто его видел, каждое слово околдовывало их. Толпа, которую магнетизировало его присутствие и гипнотизировал его всепроникающий взгляд, напуганная и очарованная одновременно, замирала в состоянии полнейшего послушания. Выдающийся французский мыслитель Ипполит Тэн (1828-1893), написавший книгу о Наполеоне, называл его глаза "очами колдуна, пронизывающими голову". Страшная сила была в этих очах. "Чем ближе к Наполеону стояли люди, - писал Генрих Гейне, - тем больше восхищались им". Гейне даже говорил, что глаза Наполеона были спокойны, как глаза бога: они не мигали с неуверенностью и взгляд их был тверд. "Именно поэтому я и убежден, что он был богом". Недаром великий поэт, боготворивший великого полководца, утверждал: "Наполеон не из того дерева, из которого делают королей, а из того мрамора, из которого делают богов". Возможно, это и делало его очень одиноким. 17-летний Лермонтов, обожавший Наполеона, но никогда не видевший его, уловил это в своем кумире: "Он миру чужд был. Все в нем было тайной". Эту чужую душу в себе он и сам сознавал: "Я всегда один среди людей", - предсказывал свою жизнь еще не ведомый 17-летний артиллерийский поручик Бонапарт. Так и умер он, навсегда оставив тайну о себе…
"Этот дар, пишет Серж Московичи, - основное преимущество вождя, а власть, которую он ему дает, кажется демонической". Авторитет у вождя становится гипнотической силой, способностью воздействовать на толпу, диктовать ей свою волю и внушать свои убеждения. Он заставляет ее делать то, что она не желала и не думала делать, остановиться или идти, созидать или разрушать. И он делает это без видимой внешней помощи, не опирается ни на какую силу физического подавления, как безоружный Ганди перед вооруженной толпой. Очевидно, у некоторых людей это носит врожденный характер. Им нет нужды выставлять напоказ силу или красноречие, чтобы заставить себя признать, вынудить толпы поклоняться и следовать за собой.
В авторитете, как правило, слиты два качества вождя: убежденность и отвага. Не бывает так, чтобы власть зависела или не зависела от авторитета. Любая власть держится на нем: когда вождь исчерпал свой авторитет, ему не остается ничего, кроме грубого насилия завоевателя. В связи с этим очень важно, чтобы это был не столько авторитет должности (президента, премьер-министра, руководителя движения или партии), сколько авторитет личности, который меньше всего зависит от внешних признаков власти. Этот авторитет прежде всего исходит от личности, которая с первого слова, с первого жеста или даже самим своим появлением очаровывает, притягивает, внушает.
В последние десятилетия, когда все больше возрастает роль толп и новейших средств коммуникации в жизни общества, единственным авторитетом, которым можно плодотворно воздействовать на массы, становится авторитет личности. Именно с помощью такого авторитета удается их поднять, всколыхнуть, вдохнуть в них веру и решимость бороться за свое лучшее будущее. "Все, чему раньше доверяли массы, - писал генерал Шарль де Голль, бывший в свое время президентом Франции, - на основании должности или рождения, ныне они переносят на тех, кто смог заставить себя признать. Какому законному государю повиновались так же, как диктатору, вышедшему из ничего, если только не из своей дерзости?" Не свидетельствует ли об этом падение (или близкое к падению) диктаторских режимов в некоторых странах арабского мира? Разве свергнутые президенты Египта и Туниса Хусни Мубарак и Бен Али держались на авторитете личности? Или, может быть, пока еще находящиеся у власти президенты Йемена и Сирии Али Абдалла Салех и Башар Асад обладают таким авторитетом? В этом отношении сложнее обстоит дело с президентом Ливии Муаммаром Каддафи. Похоже, что он в чем-то не лишен авторитета личности. Не потому ли восставшая против него оппозиция не в силах одолеть его без вооруженной поддержки НАТО?
Увы, у явного большинства современных политиков авторитет должности не подкрепляется авторитетом личности. Не этим ли отчасти объясняется их стремление во что бы то ни стало удержаться на занимаемых должностях? При этом они не брезгуют ни подкупом, ни угрозами, ни заведомой ложью и
лицемерием, ни пустопорожними обещаниями. Но стоит только таким политикам лишиться вожделенных кресел правителей, как они тут же утрачивают свой авторитет. Ведь это был всего лишь авторитет должности. Этого не скажешь о политиках, которым присущ авторитет личности. Нередко он остается с ними и тогда, когда в силу сложившихся обстоятельств они, как, например, Рональд Рейган, президент США (1980-1988) или Маргарет Тэтчер, премьер-министр Великобритании (1979-1990) покидают занимаемые ими должности. Их продолжают почитать.
В чем же особенно нуждается современный лидер, чтобы авторитет личности доминировал у него над авторитетом должности? Разумеется, трудно здесь переоценить роль жизненного опыта, прежних заслуг, масштаб произведенных лидером преобразований или причастность его к таковым. В то же время лидеру должна быть присуща не необузданная жажда власти во имя достижения сугубо личных целей - целей наживы, карьеры, прославления и т.д., а непоколебимая убежденность в необходимости того, что он делает или собирается делать в интересах возглавляемого им движения или государства.
В свое время Ле Бон утверждал, что вождь нуждается не столько в высоком интеллекте (дескать, избыточно большой ум способен обескровить отвагу и мужество), сколько в исключительной силе воли: "Вождь может быть порой умным и образованным, но в целом это ему скорее бесполезно, чем полезно. Обнаруживая сложность вещей, позволяя объяснить и понять их, ум проявляет снисходительность и существенно подавляет интенсивность и действенность убеждения, необходимого проповеднику. Великие вожди всех эпох, главным образом революционных, были людьми ограниченными и, однако, совершали великие деяния". Иначе говоря, не бывает слишком много характера, то есть силы, но можно обладать слишком большим умом, то есть слабостью, которая обескровливает отвагу и рассеивает ослепление, необходимое для того, чтобы действовать. Можно даже сослаться на известную поговорку: "Все понять - значит все простить" (и даже на грибоедовское "горе от ума"). Возможно, в тех конкретно-исторических условиях, которые имел в виду Ле Бон, это может еще служить каким-то оправданием. Но трудно представить себе современного лидера, который не был бы высокообразованным и умным человеком.
Вот почему не может не вызвать недоумение непоследовательность Московичи, когда, упрекая Ле Бона за "поспешные замечания, грешащие предрассудками, и, откровенно говоря, поверхностными", он тут же замечает: "Но поразительно, до чего они дублируются в отношении двух показательных вождей нашего времени: Сталина и Гитлера. По сравнению с другими руководителями российской коммунистической партии, такими великими ораторами, как Зиновьев и Троцкий, блестящим теоретиком Бухариным, Сталин слыл за личность неприметную, с посредственным интеллектом. Он обладал весьма элементарными познаниями в области истории, литературы и марксизма. Его тексты были совсем не оригинальны, выдавая ограниченность ума… Да, этот человек имел не только этот недостаток, врачи даже считали его психически больным". Примерно в таком же духе характеризует Московичи и Гитлера: "Интеллектуальное убожество, недостаток культуры, несмотря на страсть к книгам, нацистского диктатора описаны теми, кто был к нему приближен, слышал его и читал. Сегодня трудно понять, как "Mein Kampf", этот образчик предвзятых идей, пустыня никудышней прозы, смог прельстить издателя и найти читателя… это произведение адекватно передает посредственный интеллектуальный горизонт его автора, которого Томас Манн описывает как неудачника, "чрезвычайно ленивого, пожизненного пансионера приюта бездельников, четверть неудавшегося художника", другие определяют его проще: безумцем, одержимым одной идеей. Однако именно этого безумца вознесет на вершину власти страна, где было столько высочайших умов, мэтров науки, искусства и техники двадцатого века". В конечном счете Московичи приходит к тому же выводу, что и Ле Бон: "…удел вождя состоит в том, чтобы обладать скорее мужеством, мобилизующим людей, чем интеллектом, обезоруживающим их волю".
Однако истории известны вожди (и их не так уж мало), которые гармонично сочетали в себе высокий интеллект и непоколебимое мужество. Среди них особенно выделяется Марк Аврелий (121-180 н. э.), бывший императором, властителем огромной Римской империи и в то же время выдающимся философом. Судьбе угодно было сделать его императором. Какой же высокой и мудрой оказалась его душа, если даже высшая власть не смогла ее испортить! Он отличался развитым чувством справедливости и терпимости, благочестием и благожелательностью, благородством и простотой, воздержанностью и кротостью, скромностью и стыдливостью. И все эти качества были направлены на достижение общего блага, будучи свободными от малейшей корысти, голого расчета. Он приучил себя не отдаваться во власть таких эмоциональных состояний души, как, например, гнев, печаль, вожделение и страх, которые отрицательно сказываются на деятельности разума, мешают ему более или менее адекватно воспринимать окружающий мир. Можно только преклоняться перед удивительной личностью этого императора и философа. Не о таком ли правителе мечтал великий Платон?
Не в меньшей степени впечатляет и личность Томаса Мора (1478-1535), выдающегося английского гуманиста, государственного деятеля и писателя. Папа римский Иоанн Павел II объявил его святым покровителем политических и государственных деятелей, назвав его "бессмертным примером духовной честности и мужества". За что? За какие заслуги перед католической церковью? Томас Мор, автор знаменитой "Утопии", которая предвосхитила ряд идей, заложенных в учении утопического социализма, сделал в то же время и блестящую политическую карьеру, заняв даже должность лорда-канцлера (премьер-министра) Англии, фактически управляя делами в ее экономической и политической жизни. При этом для него, как политического деятеля, было совершенно неприемлемо пренебрежительное отношение Макиавелли к моральным ценностям. Даже перед лицом смертной казни он не отказался от своих нравственных убеждений. Когда король Генрих VIII потребовал от него, чтобы он принес ему королю, присягу как главе англиканской церкви, Мор, будучи твердым в своей вере католиком и признавая в области духовной только власть Папы римского, отказался это сделать. По распоряжению разъяренного короля Мор был обвинен в государственной измене и приговорен к смертной казни. Он мужественно встретил этот приговор. Еще древние греки говорили: "Страх смерти хуже самой смерти". Не размышлял ли об этом Томас Мор перед смертью?. Не думал ли он, что человек должен уметь не только достойно жить , но и достойно умирать, противопоставляя страху смерти силу духа? Король-тиран лишил его жизни, показав этим самым полную власть над его телом, но оказался бессильным перед силой его духа.
В настоящее время, когда человечеству явно угрожает самоуничтожение, править им должны не такие безумцы и убийцы, как Гитлер и Сталин, не политиканы, погрязшие в цинизме, демагогии, коррупции и сексуальной распущенности, а мудрые, честные, совестливые и ответственные лидеры, способные не только разумно руководить возглавляемыми ими партиями, движениями и государствами, но и во всем, во всех своих деяниях и поступках служить положительным примером, прежде всего нравственным, для всех. Этого требует инстинкт самосохранения человека как вида. Ведь еще в прошлом веке многие мыслители с тревогой писали о глубочайшем кризисе, который переживает современная культура и предрекали близкое уничтожение человечества. Однако далеко не все смотрели в будущее с таким пессимизмом. Путь спасения они усматривали в возвращении мировой культуре прочной этической основы.
Так, в отличие от Освальда Шпенглера, который предсказывал обреченность культуры на умирание, Альберт Швейцер (1975-1965), выдающийся гуманист ХХ века, утверждал, что упадок культуры имеет философско-этические причины, он не фатален, и культуру можно спасти. Исходя из убеждения, что основным назначением культуры является нравственное совершенствование человека, Швейцер разработал учение о новой и в то же время универсальной этике - "этике благоговения перед жизнью", отстаивающей право каждого человека на жизнь и свободу независимо от его расовой и национальной принадлежности, мировоззренческих и политических взглядов. Примерно также подходил к решению моральной проблемы и Эрих Фромм. В книге "Человек для себя", написанной вскоре после второй мировой войны, он призывал "вернуться к великой традиции гуманистической этики, рассматривавшей человека в его телесно-духовной целостности, веря, что цель человека - быть самим собой, а условие достижения этой цели - быть человеком для себя". Очевидно, Эрих Фромм не был бы одним из основателей современной гуманистической этики, если бы не верил в будущее человека. Но оно "зависит от его способностей серьезно отнестись к себе, к своей жизни, к счастью, от его готовности смело смотреть в лицо моральной проблеме - своей и своего общества". Что же остается страждущему человечеству перед лицом неумолимо надвигающейся катастрофы? Надеяться и верить, что наши лидеры наконец-то примут умом и сердцем идею о необходимости морального оздоровления человека как вида. И не только примут, проникнувшись убеждением в ее судьбоносной значимости для рода человеческого, но и станут претворять ее в жизнь, начиная с самих себя. Что же для этого требуется от них?
Это должны быть люди, наделенные высоким интеллектом и обладающие такими качествами ума, как любознательность и пытливость, его глубина, широта и гибкость, самостоятельность, логичность и доказательность, критичность и самокритичность. Эти качества ума, преломляясь через индивидуальные особенности лидеров, проявляются у них не равнозначно. Те качества, которые доминируют у одних лидеров, не первенствуют у других, и, наоборот. Но в целом это не дает оснований сомневаться в необходимой для их лидерской деятельности работе ума. "Я уверен, - писал в свое время Эрих Фромм, - что единственное, что может спасти нас от самоуничтожения - это разум, способность распознавать нереальность большинства обуревающих человека идей, способность пробиться к реальности, скрытой за многослойной толщей лжи и идеологий… Насилие и оружие нас не спасут; это может сделать только здравый рассудок". Фромм, разумеется, прекрасно понимал, что можно быть человеком умным и образованным, но равнодушным и циничным, лживым и лицемерным, нечистым на руку и сексуально распущенным. Словом, деятельность разума должна быть морально оправданной.
Что же касается воли, то никогда никто не сомневался в ее особой важности для лидера. В самом деле, может ли человек, стремящийся всерьез стать лидером, обойтись без инициативности, решительности и настойчивости, выдержки и самообладания, смелости, мужества и стойкости? Сами по себе верные теории, точные рассуждения ничего не значат без воли к действию, умению увлечь людей, запасть им в душу. Именно волевые качества играют решающую роль в превращении возможности в действительность, рассуждения в действие, теории в практику. Но при этом нельзя забывать, что, если воля действует, не руководствуясь должным образом разумом, то она представляет собою слепую, стихийную силу, способную не столько созидать, сколько разрушать. Не свойственно ли это, например, безрассудной смелости? С другой стороны, воля без нравственной основы может служить не силам добра, а зла. Та же смелость способна совершать безнравственные деяния. Видимо, это и подразумевал еще И. М. Сеченов (1829-1905), выдающийся русский физиолог и психолог, когда писал: "Воля не есть какой-то безличный агент, распоряжающийся только движением, - это деятельная сторона разума и морального чувства, управляющего движением во имя того или другого и часто наперекор даже чувству самосохранения".
Авторитет лидера нуждается, конечно же, и в нравственных качествах личности. Поэтому трудно согласиться с бытующим до сих пор мнением, что эти качества только мешают политику, особенно лидеру, в его деятельности. Очевидно, предложенная Макиавелли формула "политика для политики", которая выражает не что иное, как мысль об автономии, отделения политики от морали (правда, традиционной, преимущественно церковной), не отвечает требованиям сегодняшнего дня. В свое время этот поворот от гуманизма, характерного для эпохи итальянского Возрождения, можно объяснить, по большому счету, новой политической ситуацией, сложившейся тогда во Флоренции (где жил Макиавелли) и Италии в целом. Исходя из того факта, что при нем Италия страдала от феодальной раздробленности, Макиавелли считал, что сильный, пусть и лишенный угрызения совести государь во главе единой страны, лучше, чем соперничающие удельные правители. Кризис моральных ценностей привел к разрыву между тем, что "есть" (вещи, как они реально существуют) и тем, что "должно быть" (вещи, как они должны были быть, если сообразовываться с моральными ценностями). Но возводился этот разрыв в принцип и ложился в основу нового видения фактов политики. Однако эпоха Макиавелли ушла в прошлое. В сегодняшней действительности без моральных ценностей не может состояться настоящий политический деятель. Эти ценности и лежат в основе подлинного авторитета - авторитета личности.
Лидеры не рождаются с таким авторитетом (разве что за исключением тех, кто обрел этот дар либо свыше, как дар божий, либо получил его от природы, в частности, как наследственный). Этот авторитет не приходит само собою, а благодаря таким нравственным качествам, как человечность, честность, скромность, ответственность, совестливость. Но эти качества не появляются как бы по мановению волшебной палочки. Их надо воспитывать. А это чрезвычайно тонкое, ювелирное дело, пожалуй, самое сложное и вместе с тем значимое. Покажем это на примере воспитания ответственности. "Ее ростки, - пишет известный детский психолог и педагог Хэйм Джиннотт, - могут появиться изнутри, питаемые и направляемые ценностями, почитаемыми в семье и обществе. Ответственность, не основанная на положительных ценностях, может быть антисоциальной и деструктивной".
По логике вещей, школа должна продолжать эту работу по воспитанию ответственности, как и других качеств личности. Но, увы, люди, ответственные за школьное образование и воспитание, почему-то недооценивают важность этой задачи. Нередко она сводится к простому заучиванию знаний о тех или иных личностных качествах. Такие знания приобретают, естественно, формальный характер. Можно усвоить, что такое ответственность, однако не руководствоваться этими знаниями в своем поведении. Для этого они, эти знания, должны стать убеждениями, внутренним достоянием личности. Разумеется, без знаний нет убеждения. Они служат для него фундаментом. Но, как показывают психолого-педагогические исследования, образование убеждений требует активного участия мышления, эмоций и воли.
Мыслительная активность, призванная играть ведущую роль, предполагает стремление и умение самостоятельно мыслить, ориентироваться в тех или иных жизненных ситуациях, ставить проблемные вопросы и искать разумный подход к их решению, высказывать и отстаивать свою точку зрения, независимую от суждения других. Чтобы знания превратились в личные убеждения, их надо не только продумать, но и глубоко прочувствовать, пережить. Отношение человека к окружающему его миру всегда носит эмоциональный характер и знания только тогда включаются в общую систему взглядов человека и перерастают в убеждения, когда проходят через сферу его чувств и переживаний. Словом, убеждение - это не нечто "знаемое", "понимаемое", а знания перешедшие во внутреннюю позицию личности, в ее личное достояние. Поступки, действия и отношения представляют собою волевую сторону убеждений. Проникая внутрь волевых качеств личности, убеждения являются тем внутренним стержнем, который организует действия и поступки в единую систему ее поведения. В результате благодаря воле убеждения становятся наиболее стойкими мотивами деятельности, которыми человек руководствуется в настоящем и в определении жизненной программы на будущее. Убеждения не передаются из головы в голову. Их нельзя получить в готовом виде. Они должны образоваться в результате психической активности человека, его заинтересованности их иметь. Что же ему для этого требуется? Сознательная, планомерная работа над собой, особенно в целях самовоспитания интеллекта, эмоций и воли в их взаимосвязи. Однако и превращение знаний об ответственности в убеждения недостаточно, Человек может быть убежден в необходимости руководствоваться ими в конкретных жизненных ситуациях и тем не менее не реализовывать их. Что же еще необходимо, чтобы эти убеждения приобрели действенный характер? Такой жизненный опыт накопления ответственных действий и поступков, который делает ответственность потребностью, привычной формой поведения. И тогда человек уже не может действовать и поступать безответственно. Таков, по сути, основной путь формирования всех качеств личности (усвоение знаний - превращение этих знаний в убеждения - и опыт проявления этих убеждений в разнообразных жизненных ситуациях).
Уходят в прошлое вожди, не нуждавшиеся в имиджмейкерах, визажистах, стилистах, логопедах и других специалистах по созданию такого внешнего образа, стиля поведения, манеры общения и т. п., которые способствовали бы их неотразимому воздействию на окружающих. Никто не учил, например, Ганди или Наполеона одним жестом или одним словом приковать к себе внимание толпы, не учил их, что и как говорить, не готовил речи для их выступлений; не показывал им, как держать голову, как поворачивать ее, как смотреть, как улыбаться и смеяться, как возмущаться и гневаться. Они были наделены естественной харизмой (от греч. "charisma" - "духовный или божественный дар, благодать, милость" ). На смену им приходят лидеры, лишенные такой харизмы, но стремящиеся во что бы то ни стало заиметь ее с помощью этих самых имиджмейкеров, визажистов, стилистов и т. д. Нередко они, эти специалисты, так усердствуют, что их пациентов трудно узнать: настолько они изменились внешне. Но не внутренне. Однако сегодняшние люди уже не те, что вчерашние. Их все больше интересует не столько внешний облик лидера, сколько его внутренний, духовный мир. Что же делать нынешнему лидеру, чтобы все-таки обрести эту самую харизму? Трудный, на первый взгляд, вопрос. Хотя "ларчик открывается просто": не гонятся за харизмой, если судьба не подарила ее, а целеустремленно и настойчиво воспитывать в себе те личностные качества, те духовно-моральные ценности, которые лежат в основе авторитета личности. Только так можно теперь расположить к себе массы, заслужить их уважение и доверие, стать для них положительным примером во всем. Более того, проникнуться сознанием, что современный лидер призван быть не только разумным руководителем, но и воспитателем. "Воспитателем, - как говорил великий Руссо, - с возвышенной душой".
И. ЮДОВИН,
Израиль,
для "Русской Америки, NY"
|
