Кажется, первым это произнёс Николай I, потом - В.Брюсов, M.Цветаева... И сегодняшнее пространство густо заселено "моими Пушкиными", обозначая, так сказать, систему ценностей человека. Формула распространенная, но явление уникальное.
Мы не слышали ни о "моём Шекспире" или Сервантесе, или Уитмене, ни даже о "моём" Гоголе или Достоевском. У Венички Ерофеева женщина в поезде "Москва - Петушки" спрашивает соседа: "А кто за тебя детишек будет воспитывать, Пушкин, что-ли?"
Имя, проникшее всюду. И даже те, кто, может быть, его не читали или не знают, по какому поводу это сказано, повторяют: "Пушкин - наше всё". Как бы всенародно признанный знак абсолютной победы. Почти по Александру Кушнеру: "Пушкин у нас в крови". Но вот Ирина Сурат, известный московский пушкинист, писала недавно: "Пушкина или не читают или читают мало... Пушкин и вместе с ним вся великая русская литература остаётся уделом очень тонкой и всё более истончающейся (попросту вымирающей) прослойки..." Вот такая создалась бездна между "прослойкой" и всеми остальными...
Согласимся, скрепя сердце, что Пушкин или какой-то современный гений (правда , таких не знаю) уже не может вызвать того энтузиазма и восторга, от какого в 1880 году рыдали слушатели Пушкинской речи Достоевского, а один студент даже лишился чувств у его ног. Но мне, признаюсь, не хочется быть "вымирающей прослойкой". А хочется, как раз - наоборот. Потому и решилась на эту предъюбилейную заметку.
Место великого русского национального поэта А.С. Пушкина в современном культурном сознании определяет теперь, скажем, не Юрий Лотман, чьи тиражи в 300000 расходились мгновенно. Сейчас хорошие литературоведческие книги выходят тиражом в одну - две тысячи и нередко залёживаются на книжных прилавках.
Поэт Рюхин в романе М.Булгакова "Мастер и Маргарита" ораторствовал: "Вот пример настоящей удачливости... какой бы шаг он ни сделал в жизни, что бы ни случилось с ним, всё шло ему на пользу, всё обращалось к его славе! Но что он сделал? Я не постигаю... Что-нибудь особенное есть в этих словах: "Буря мглою..."? Не понимаю! Повезло, повезло! - вдруг ядовито заключил Рюхин... - стрелял, стрелял в него этот белогвардеец и раздробил бедро и обеспечил бессмертие..." В так называемом "пушкинианстве" расцветает образ Пушкина, который, как некоторые уверяют, востребован временем и ему понятен: "гламурный" экстравагантный поэт; многочисленные любовные романы с барышнями, изредка - с нестрогими дамами; гастроном, картёжник и даже - запредельный абсурд - гей (по А. Гордону).
Вряд ли после потока такой информации человека потянет Пушкина читать. Тем более - скорости, ритмы, "клиповый" стиль, информационный поток. Человек иногда остаётся обезоруженным перед политизированным радиотелевидением, жёлтой прессой, массовой культурой, которую в пушкинское время на Руси называли "толпной". Может быть, исчезает духовная связь с великой культурой России, с Пушкиным? Может быть, страна, которая подверглась испытаниям почти невыносимым и продолжающая "испытываться", уже не в силах "пропитывать" себя светлым гением Пушкина?
Но вот и мы, живущие в свободной стране, тоже, бывает, приникаем к различным, иногда сомнительным, источникам информации о Пушкине - в книгах, газетах, журналах, на радио, в TV. Ностальгия?! Нам, иммигрантам, которые в эту жизнь привезли в своём сердце и памяти русский язык, литературу, Пушкина, - самой судьбой предназначено нести свет Пушкина детям, внукам и "младой Америке" (как писал Александр Сергеевич).
Сразу после гибели Пушкина родилось определение: "Солнце нашей поэзии", а потом вырвалось у Алексея Кольцова: "Прострелено Солнце". Взгляд Пушкина не был затемнен или искажён "необузданными страстями и жалкими корыстями" (П. Чаадаев). Из всех классиков, пишущих "трагическую правду жизни", только для Пушкина нашли этот эпитет - солнечный, то есть свет, тепло.
Пушкин - гармоничный гений, в отличие, например, от великого Гоголя. Гармония - это одно из важнейших выразительных средств искусства. Великая пушкинская гармония - это способность не закрывать глаза на несовершенство мира, ощущать его (боками!), но сверять мир с совершенством собственного идеала. Идеал - сегодня почти забытое слово... "Цель художества есть идеал" (Пушкин). Это - точка отсчёта, из которой строится пушкинская картина мира.
Отсюда и впечатление светлого, гуманного, которое остаётся от произведений Пушкина. "Пушкин -, пишет Марина Цветвева -, меня заразил любовью. Словом - любовь". Не об этом ли "Татьяны милый идеал"... "Пушкину нужно показать нам, что идеалы существуют на самом деле, что правда не всегда в лохмотьях ходит, и что наряженная в парчу неправда... склоняет свою надменную голову перед высшим идеалом добра. Пушкин нашёл в русской жизни Татьяну, и Онегин ушёл от неё опозоренный и униженный... ему нужно теперь возвыситься... в этом его спасение и наша великая отрада" (Лев Шестов, 1964).
"... Стоит Евгений,
Как будто громом поражён.
В какую бурю ощущений
Теперь он сердцем погружён!"
У Пушкина поражает обилие таких "немых сцен". Онегин буквально онемел, он потрясён духовной высотой Татьяны, её пониманием любви и долга. В финале "Бориса Годунова" - две ремарки. После слов об отравлении жены и сына Бориса Годунова - ремарка: ("Народ в ужасе молчит"). А после слов Мосальского: "Кричите: "Да здравствует царь Димитрий Иванович" - вторая ремарка, без скобок и без слов "в ужасе": "Народ безмолвствует" . Юрий Любимов в Театре на Таганке завершал "Бориса Годунова" светом юпитеров, направленных в зал, они ярко освещали зрителей, сидящий "безмолвствующий народ" (Спектакль запретили). Эти "молчаливые" финалы у Пушкина - своего рода "голос совести", знак внутреннего события. В этом " говорящем безмолвии" брезжит прозрение. И это обнадеживает. Потому критик и пишет "в этом ... наша великая отрада". Культ совести! Он простирается до авторского "Я".
"В бездействии ночном живей горят во мне
Змеи сердечной угрызенья...
... И с отвращением читая жизнь мою,
Я трепещу и проклинаю,
И горько жалуюсь, и горько слёзы лью,
Но строк печальных не смываю".
Этот отчёт перед совестью, может быть, перекрывает все потоки осуждающей, так сказать, правды или псевдоправды о Пушкине, которые приходится порой читать.
"Я жить хочу, чтоб мыслить и страдать".
В мировой литературе больше никто нам не оставил такой формулы интеллекта и совестного страдания.
"Капитанская дочка" - первая русская книга о гражданской войне, о восстании Емельяна Пугачёва. Но эта повесть о русском бунте "бессмысленном и беспощадном" - гимн любви! Любви, которая всё побеждает. Даже в такое страшное время, в ужасе Пугачёвщины, Пушкин представляет нам двух прекрасных, чистых молодых людей, может быть, самых дорогих ему героев - капитанскую дочку Машу Миронову и Петрушу Гринёва. Маша Миронова в конце повести скажет, как потом оказалось - Императрице: "Я приехала просить милости, а не правосудия". Милость, милосердие... А Петруша Гринёв, можно сказать, с петлёй на шее, ответит Пугачёву: "Нет, я присягал Государыне Императрице, тебе служить не могу. Велят идти против тебя - пойду, делать нечего. Голова моя в твоей власти... а я сказал тебе правду" . Здесь главные пушкинские слова - любовь, совесть, милосердие, правда, честь. Это завещание последней (осень 1836 года) книги Пушкина и последних мгновений его жизни.
Может быть, некоторым из нас - после Гитлера, ГУЛАга, сегодняшнего океана крови и жестокости - идеалы Пушкина могут показаться чуть ли не наивными. Но тогда это значит - согласиться с Сальери, что правды нет - ни "на земле", ни "выше".
***
Я более полутора десятков лет общаюсь со своими дорогими радиослушателями и читателями. Увы, немало тех, кто отдаляется от Пушкина, а их дети даже теряют русский язык... Но телефонные звонки, письма, выступления в открытом эфире убеждают, что очень многие - не "вымирающая прослойка". Они не расстаются с Пушкиным, читают и перечитывают. И жизнь их обогащена божественной легкостью, гармонией и прелестью его стихов, чудом его прозы, величайшей мудростью и прозорливостью его исторических исследований и литературных статей. А душа освещена Пушкинской свободой и верой в человека! "Повезло, повезло!".
Поздравляю читателей с 210-й годовщиной со дня рождения Пушкина - Солнца нашей поэзии!
Надежда БРАГИНСКАЯ,
для “Русской Америки, NY”
|
