Чем книга Келли отличается от "Доносчика 001"?
В моей московской книге 1995 года, которой пользовалась Келли, 265 стр. У Келли текста без приложений - тоже 265 стр. Но это, конечно, случайное совпадение. Серьезнее то, что по всей книге Келли рассыпаны фактические ошибки: даты, имена, названия, разные неточности, проистекающие, видимо, от разных причин, в том числе и от непонимания российских исторических реалий. Перечисление ее ошибок не входит в мою задачу.
Что же в книге Келли - ее собственное? Хотя подзаголовок, как говорилось, частично заимствован, название Comrade Pavlik ("Товарищ Павлик") Келли, возможно, придумала сама. Выражение неудачное, ибо по-русски "товарищ" употребляется только с фамилией или, совсем редко, с партийной кличкой. Нельзя сказать "товарищ Иосиф", надо "товарищ Сталин". Павлик - ребенок, никто умственно неполноценного мальчика звать "товарищ Павлик" не мог. Мои рассуждения на тему о Павлике, главном герое, и авторах первых книг о нем (что тоже взято из "Доносчика 001"), расширены у нее примерами про книги других советских писателей, что не имеет к теме отношения, но увеличивают объем книги.
Я не пишу рецензии, но приходится заметить, что на практике стремление Келли к "полной документированности" привело к заполнению книги случайными и общеизвестными фактами. Взятое за основу мое исследование о герое-доносчике разбавлено общеизвестной учебной информацией о социализме, коллективизации, воспитании детей в Советском Союзе, детских домах, "Капитале" Маркса, русских и французских царях, природных богатствах Урала, кибуцах в Израиле и т.п.
"Товарищ Павлик" наполнен материалами, не имеющим прямого отношения к делу Павлика: элементарными сведениями о Замятине, Чапаеве, Платонове, Цветаевой, Островском, Александре Блоке и Любови Менделеевой, Твардовском, Иосифе Бродском... Тут есть про древних греков, "Сказание о Борисе и Глебе", дело Бейлиса, про композитора Бриттена, про Гамлета, Раскольникова, братьев Карамазовых, Анну Каренину, Маяковского, умершего за два года до дела Павлика, горьковского Данко. Тут и Корней Чуковский, и Агния Барто, и Гайдар, и Генрих Сапгир, и многие другие, - подчас с длинными цитатами из произведений. Впечатление, что куски вклеены из другого сочинения: на суперобложке уже афишируется будущий труд Келли о детях в России. Ученические 85 страниц справочного аппарата, придающих исследованию "академичность". Деньги грантов расходовались с размахом. Келли пишет, что россияне, которые не были профессиональными историками, как она, поражались, сколько долларов она тратит на ксероксы в библиотеках, на таксистов из-за какого-то Павлика (c.218). Плюс - добровольно ей помогали в России десятки лиц, сопровождали ее, одна она никуда не ездила.
Да, чуть не забыл. Оригинальное в книге Келли - описания природы и погоды в Западной Сибири в сравнении с Англией и Ирландией и рассуждения, как по-английски произносить русские имена. Но если серьезно, то, как сейчас увидим, принципиальная разница есть: мое исследование, несмотря на трудности работы, автономное, ее - зависимое от тех, кто пустил ее в архивы.
Келли на Лубянке
В начале и в середине книги Келли рассказывает о визите в тайную полицию России, а в конце - благодарит КГБ-ФСБ за помощь. Это главная часть ее труда. У нее нашлись добровольные или платные помощники, которые открыли перед ней двери в Центральный архив ФСБ.
Прежде всего ее занимал мой вопрос, поставленный во главу угла в "Доносчике 001": кто убил братьев Морозовых? У меня - доказательства (хотя не окончательные), что детей убили агенты ОГПУ, чтобы обвинить кулаков и начать против них террор.
Рассказ Келли о визите на Лубянку наполнен странным для западного человека восхищением. Ее допустили в святая святых, куда не всякий войдет и откуда не всякий выйдет. Она приглашена в приемную, где мне грозили арестом и психушкой, если опубликую на Западе рукопись про Павлика. В приемной ФСБ, пишет Келли, "просторно и изобилие цветов на подоконниках". Может быть, она сидела за тем же столом, за которым меня двадцать лет назад без цветов допрашивали о связях с иностранцами? Келли пишет в книге, что "сотрудники вежливы и помогают редким посетителям". Дальше - внимание! "Когда я спросила, можно ли опубликовать материал из папки, мне ответили: 'Это как раз то, что мы хотим, чтобы вы сделали'" (с.xxxi).
Почему Келли дали посмотреть дело №374? "Говоря откровенно, - скромно объясняет она в предисловии, - я получила разрешение просто потому, что я первая серьезная исследовательница, запросившая дело". Наконец-то КГБ нашел серьезного ученого, да еще иностранку! Понимает ли она, что ларчик открывается просто: ее заранее тщательно проверили и решили, что она "подходит".
Приходится разочаровать Келли. Она не первая: дело уже давалась вовсе не серьезным ученым, но тем журналистам, кто по заданию КГБ должен был разоблачить меня, как изменника родины и клеветника на героя Павлика Морозова. Знаю, по меньшей мере, двух лиц.
Страница за страницей Катриона Келли приводит выписки из показаний свидетелей и участников драмы в Тавде, показаний, полученных сотрудниками секретно-политического отдела ОГПУ запугиванием и битьем. В какой-то момент Келли засомневалась (ведь читала же у меня в книге, что дело фальшивое). Пишет: "Если это фальсификация, то по меньшей мере изощренная". Сомнение резонное. Но причем тут "изощрения"? Неужели Келли действительно не понимает, что имеет дело с профессионалами дезинформации?
Келли спрашивала меня, где дело, которое в моей книге обсуждается, как "дело №374", и я ей объяснил. 25 лет назад у меня в руках оказались важные секретные документы НКВД по этому делу. Теперь читаю мне упрек, что у меня не указано имя человека, мне эти документы доставшего. Неужели не понятно, что книга писалась в советское время и надо было хранить тайну? Я опросил последних свидетелей, всех, кого смог разыскать, Келли осталось спрашивать у ФСБ. Там ей показали дело №374 (теперь, переменив несколько номеров, его назвали Н-7825). Что же ей показали?
Об этом она сообщает сама: "Первый том состоит из, примерно, 500 отсортированных писем пионеров и школьников, требующих смертельного приговора убийцам. Второй содержит документы, такие как 250 страниц рукописных показаний. Найти смысл в них нелегко" (с.70). Келли путается. Например, публикует с разрешения ФСБ ксерокопии "Запись показаний свидетеля" и "Свидетельство о смерти", как она его неправильно называет, (сс.83 и 99). В действительности это "Акт", то есть протокол. Келли не замечает подделку: обе бумаги написаны одним милиционером Яковом Титовым, но... разными почерками. А я располагал рукописным "Протоколом подъема трупов", написанным этим милиционером.
Несколько раз Келли жалуется (например, с.226), что важных документов в деле нет, или не хватает страниц, или они вообще уничтожены, замечает, что множество документов подложные. Она даже называет это "беллетристика в архиве" (с.223). "Папка Н-7825 не содержит полного объяснения нераскрытого дела", - пишет она (с.71). Получается, что документы, обнаруженные мной в 1980 году и доказывающие причастность ОГПУ к убийству Павлика и его брата, оказались важнее. Келли спросила того, кто выдавал ей материалы (о чем сообщает в сноске), почему ряд страниц отсутствует. "Об этих страницах мне было отвечено, что они исчезли до передачи дела в Центральный архив (ФСБ - ЮД). Служащий, который мне ответил, тут же предположил, что это случайная путаница в нумерации страниц, но это кажется неправдоподобным, имея в виду количество исчезнувших страниц. Возможно, они были вынуты..." (с.282).
Ни единого документа с новой существенной информацией, отвечающей на вопрос "кто убийца?", "серьезной ученой" из Англии не открыто. Но побывав на Лубянке, игнорируя мои аргументы, Келли пишет: "Вопрос, был ли Павлик пионером, следует считать не доказанным" (с.239). О доносе Павлика на отца Келли хотелось узнать из уголовного дела отца Павлика Трофима Морозова, но ответработник ФСБ сказал ей что "дело сгорело в пятидесятых годах" (с.244). И, после визита, еще вывод Келли: "Трудно согласиться с Дружниковым, что донос Павлика должно принять, как доказанный факт" (с.243). По Келли, как и по нынешней официальной версии, мальчик-герой и не доносил вовсе: он просто был патриотом своей страны. Как и прежде, Лубянка защищает своих героев. Тайная полиция бессмертна.
Келли приходит к правильному для ФСБ выводу, к тому, что писали, да и сейчас пишут некоторые газеты, обвиняя меня в клевете на героя. Павлика убили те, кто указан в решении суда, то есть дед, бабка, двоюродный брат, дядя и - это просто уголовное убийство по причине семейной ссоры. ОГПУ за дело покарало преступников.
Келли заявляет: "Я недовольна официальной версией, что фактические убийцы были спровоцированы кулаками" (с.5) - но это было моим постулатом четверть века назад, а теперь стало общим местом российских историков и даже властей. Келли предлагает "свою" версию убийства детей, но эта версия (бытовое убийство) - повтор уже одобренного официально. Вывод Келли соответствует решению Генеральной Прокуратуры России, которое утвердил Верховный суд в 1999 году. Суть постановления: оставить приговор показательного суда без изменений. Это значит, сейчас убийцами положено считать тех, кого в 1932 году назначило ОГПУ-НКВД.
Защита позиции Лубянки тем более удивительна, что Келли знает про ужас происходившего, про то, что имели место "экономическая и политическая катастрофа, жестокое насилие над российским крестьянством, советская судебная система, построенная на издевательстве над правами подозреваемых и арестованных" (с.219). Келли согласна, что "другие убийства с политическими целями на Урале имели место" (с.236). Келли пишет, что документы о процедуре расследования в деле Морозова изъяты и показания свидетелей недостоверно обработаны. Были подозреваемые виновны на самом деле или не были, резонно рассуждает она, их признания никак не учитывались при проведении современного обжалования дела в суде. И при этом, побывав в ФСБ, она приходит к выводу прямо противоположному, но - совпадающему с версией тайной полиции.
ФСБ и Келли спасают честь двух агентов, Карташова и Потупчика, которых я разыскал и которые, по всей вероятности, виновны в убийстве детей. Моих доказательств значительно больше, чем возражений Келли, возникших в приемной ФСБ. Да и сама она не уверена, пишет: "может быть", "кажется", "проблематично, как ни подходи", "имеется ряд сомнений" и т.д., (это только на одной с.235). Следствие 1932 года описано Келли как не очень четкое и объективное, но вывод ее: ОГПУ работало в рамках закона, дед и бабушка Павлика расстреляны правильно. Вот где книга Келли отличается от моей! Вынужден повторить из своей книги мысль, написанную 25 лет назад: "Оставим окончательный приговор тем, кто сумеет раскопать дело об убийстве Павлика Морозова глубже нас. Наверняка ясно одно: кто бы ни был исполнителем, убийство либо совершено руками ОГПУ, либо им спровоцировано. Преступные действия ОГПУ остаются даже в том случае, если удастся доказать, что убийство двух мальчиков совершено родственниками из мести доносчику. Сотрудники тайной советской полиции сделали все, чтобы это убийство состоялось... Это они - подлинные герои сложившейся системы, участники не придуманной, а реальной государственной террористической организации".
Моя книга, написанная в тяжелые годы в Советском Союзе, обвиняет ОГПУ-НКВД-КГБ в том, что я называю государственным террором против народа, в том, что КГБ - преступная организация. И сегодня я готов подписаться под этим текстом. А по Келли, оказывается, я не мог быть объективным, не понимал, что многое со времен Павлика изменилось, и КГБ, которое меня преследовало в 70-80-е годы, стало другим. Она сравнивает всерьез: Троцкого убили, а меня преследовали более гуманно, - ведь я остался жив (с.234).
Книга Келли появляется вовремя, когда путинские органы устанавливают контроль за прессой и судебная система возвращается к сталинскому образцу показательных процессов. Поддержка извне, похвалы, одобрения очень важны российской тайной полиции, по существу пришедшей к власти в стране. Такая власть в конкуренции с партией в советские времена чекистам и не снилась. Келли называет свою работу "полностью документированной", - на Лубянке с этим согласятся, с чем и поздравляем профессора Келли. Невольно возникает подозрение, что издательство "Granta" попалось на удочку ФСБ.
Если найдется в России издатель, чтобы выпустить книгу Катрионы Келли на русском (наверное, она стремится к этому), то ясно, что этот издатель связан с теми, кто "первую серьезную ученую" принял с цветами на подоконнике. Этого издателя, однако, ждут проблемы с нарушением авторских прав.
"Товарищ Павлик" и академическая этика
В конце книги Катрионы Келли имеется список на три страницы: мерси тем, кто помогал. Кроме шести упомянутых грантов, обеспечивших финансовую базу, тут благодарность еще не менее чем пятнадцати различным организациям, а также примерно пятидесяти разным лицам, начиная от преподавателей, которые принимали экзамены вместо нее, когда Келли отбыла в Россию, и кончая теми, кто делал в российских библиотеках ксероксы за деньги. Среди пятидесяти имен упомянут и я со следующим комментарием: "Началось с того, что книга Юрия Дружникова привлекла меня темой, и он был достаточно любезен, чтобы ответить на письма об истории Павлика Морозова" (с.340). Стало быть, если б не было моей книги, то и книги Келли не появилось бы.
Рассказав большую часть истории Морозова - точно те же два аспекта, что у меня (расследование убийства и создание национального героя), - Келли вдруг называет мою книгу "захватывающей" (с.230). Но рядом читаем: "Демифологизирующая книга Дружникова была искусно сделанным описанием - хотя и неудачным - мальчика, который всплыл в те годы" (с.262). Келли даже находит ошибку в моем издании: Сергею Михалкову было в 1932 году 20 лет (я округлил его 19 с половиной). Келли заключает: "Более важно, что книга Дружникова, несмотря на успех, внеисторична" (с.233). Конечно же, "исторична" ее собственная книга!
О чем говорит простой факт, что книжка профессора Келли названа "полностью документированной"? Ведь школьникам известно, что полностью документированных исследований, тем более исторических, не существует. Всегда могут открыться неизвестные аспекты дела, документы. Кстати, "Товарищ Павлик" оказался бы значительно лучше документирован, если бы Келли, кроме одной моей книги, почитала другие материалы, написанные мною же за четверть века после "Вознесения Павлика Морозова".
В конце книги, потеряв чувство меры, Келли размышляет о значении своего труда для России: "...история о том, как миф о Павлике был создан, история, рассказываемая в этой книге, будет изучаться и демонстрироваться, когда Музей Павлика Морозова в Герасимовке будет снова открыт" (с.221). Больше того, как в известном анекдоте о поэте, который вышел к коллегам и сказал: "Написал пять стихов о любви. Закрыл тему!", Келли решительно закрывает тему героя-доносчика, уверяя всех, что после ее книги историкам на данном поле ничего не светит. "Я подчеркиваю, однако, - заявляет она, - что узнать правду о Павлике Морозове и его убийцах, по всей вероятности, теперь невозможно" (с.5). Келли не видит подвоха в собственных словах: ведь прочитав фальшивое дело №374, она ничего принципиально нового не узнала. Уникальные материалы, которые прошли мимо ее внимания, - будут в новом издании книги "Доносчик 001".
Итак, что это: плагиат? Или использование чужого труда в качестве "cook book" (кулинарной книги)? Как быть с академической этикой? И не назовет ли проницательный читатель автора книги "Товарищ Павлик" "Имитатором 001"?
Юрий ДРУЖНИКОВ
|
