ВОЛШЕБШЫЕ ШКАТУЛКИ ПРОШЛОГО И НАСТОЯЩЕГО

Найди себе занятие по душе —
и в твоей жизни не будет будней…
Конфуций

Кажется, я странная – вернее, со странностями. Но я смирилась, свыклась и сжилась с ними. Одна из таких странностей – собирательство.

Вроде одно слово, одно увлечение – но какое оно многообразное! Прямо универсалия какая-то! Чего только нет в моём доме! Не дом, а как всегда я говорю, «Блошиный рынок». Но нет – там продают кому-то нужные вещи, а у меня собирается всякая всячина, никому не нужная. Я просто кустарь-одиночка, которая «балуется» этим увлекательным занятием. Любитель. Вернее, профессиональный любитель.

Например, у меня есть камушек в форме головы лошади рыжей гнедой масти, в нужном месте с глазами. Там в пробитом морем отверстии застряла раковинка, и она даже приоткрывает и закрывает глаз при движении – причём с обеих сторон камня. Правда, с другой стороны глаз поменьше, и он лишь слегка подмаргивает. Я иногда пристально всматриваюсь в глубину взгляда и о чём-то неясном задумываюсь… Это мой талисман.

И вообще разнообразных находок у меня много – например, рядом с Центром А.Д.Сахарова в сквере я нашла огромный рог старого горного козла(?) – кто его мог туда выбросить? Он необработанный, этим ещё больше интересен. Кстати, у меня есть обломок окаменелого рога. Много разных раковин, часть из которых я сама выловила в морях и океанах. Разные камни отовсюду – например, куриных богов и крошечных божков с аккуратной дырочкой для цепочки. Берегут моё счастье в доме.

А иногда я с ними развлекаюсь, вот так, к примеру, с камешками из Коктебеля. Это композиции из халцедонов и агатов, они останутся только здесь, потому что я их (и другие) рассыпала:

* * *

Начинала я, как все, – с почтовых марок. Конечно, портреты, виды городов, всякие звери, птицы, еtc. Искусство на марках. А потом увлеклась религиозными сюжетами на марках – в советское атеистическое время это было трудно. Началось с того, что я собирала рождественские марки, присылаемые друзьями мне и сестре Джемме (в особенности – у неё за границей было много друзей), потом живописные религиозные произведения на марках, храмы разных конфессий, потом просто всякие изображения, имеющие отношение к церкви (например, кресты и т.п.) Очень увлеклась, уже большой альбом был, я им очень дорожила. Я его всем показывала (прищёлкивая языком, – вот, мол, какое диво у меня есть!)

Но, представьте себе – обожаемый мной альбом пропал! Для меня это был такой удар, что я перестала собирать марки – лежат 5 альбомчиков и множество конвертов мёртвым грузом. Может, я ещё за них возьмусь. Там есть, как мне кажется, серия уникальных марок, посвящённых Первой мировой войне.

Однако у меня есть своеобразный марочный раритет: в книге «Столицы стран мира», изданной в 1966 году, я вклеила марки большинства стран мира. Причём старалась найти архитектурные изображения, изредка даже попадало точно такое, как фото в книге. Сейчас интересно ещё и потому, что теперь некоторых стран нет – они либо слились с другими, либо у них теперь другие названия. В книгу я вклеила 117 марок стран, о которых там есть статьи, а кроме того, в конверте лежат ещё 12 марок стран, которых там нет (Катар, Мозамбик, Басутоленд, к моему удивлению, Ньюфаундленд – он же принадлежит Канаде?) И другие.

Я это делала с большим увлечением.

* * *

Ну, конечно, как многие, собираю монеты. Я жила в общежитии в высотном здании МГУ, где было много иностранцев. Однажды я увидела у чернокожего студента в очереди в кассу столовой в жменьке мелочи монетку с дырочкой – впервые в жизни. Я так сочно выразила своё удивление, что он подарил мне эту монетку. С тех пор я у всех знакомых иностранцев стала просить монеты их стран. Охотно дарили.

Однажды в Болгарии наш друг Дамян Шипковенски повёз меня в Троянский монастырь, и там между булыжниками на площади я нашла крошечную тоненькую монетку – какую-то прямо-таки древнюю. Очень удивилась – откуда там могла взяться? Теперь я знаю, что такие монетки называют «копейки-чешуйки», и они были в ходу в России при Петре I. Стала собирать старинные монеты. Не удивляйтесь – я никогда не покупала и даже не выменивала, как-то мне дарили и – интересно то, что находила!

Вот у нас недалеко на Садовом кольце на газоне у дома №10 по Земляному валу нашла сначала монету денгу 1731 года, но она сильно стёртая, а затем ещё одну 1737 года в довольно приличном состоянии. Это медные денги эпохи Анны Иоанновны. Особой ценности они не имеют, потому что их печатали на трёх заводах и в большом количестве. Но для меня это историческая ценность. Есть у меня и екатерининки, и другие монеты XVIII века, и, конечно, XIX-го. Я живу в центре Москвы, у Земляного вала, здесь часто копают какие-то канавы, и я в них нахожу для себя разные ценности, в том числе иногда и монеты.

А уж иностранных сколько – два огромных альбома! – там есть и исторические по важности. Я объездила весь мир, была на всех континентах, кроме Антарктиды, и отовсюду привозила монеты. Альбомы такие тяжёлые, что я их уже не могу поднимать. У меня много дубликатов монет, и я люблю их дарить тем, кто этим занимается.

И есть немного денежных купюр разных времён и разных стран. Но я особенно дорожу большой голубой российской купюрой в 5 рублей и розовой – в 10 рублей 1909 года выпуска, потому что они ровесницы моей мамы. И красивые.

* * *

Но марки, монеты, купюры – это всё традиционные виды коллекционирования, и я поддалась всеобщему увлечению, даже, можно сказать, моде. А вот дальше пойдут уже всякие странности. Я собираю птичьи перья, пёрышки. Началось с того, что у меня завелись волнистые попугайчики, они живут по два, даже иногда по три. А один раз случайно расплодились и получились разных цветов. Одного из них мы оставили себе – фиолетового цвета, назвали Фьючиком (от future – будущее). Попугайчики с годами менялись и были разных расцветок. Какие красивые пёрышки! Сначала собирала только их. Ставила в стопочки, иногда делала орнаменты – и любовалась. И красотой их продолжаю любоваться всю жизнь!

А потом поехала в Индию – там разных птиц полно, всех калибров, всех расцветок. Особенно мне нравились летающие в изобилии попугаи травянисто-сияющего цвета с ярко-малиновыми клювами. Правда, крикливые – громко, на всю округу общаются. Я радовалась каждому открытию и… находила пёрышки. Прекрасные пёрышки – бесконечно разнообразные, эстетически изысканные чудеса природы.

Особенно меня в Индии потрясли летающие павлины. По дороге в Агру (ехали к Тадж-Махалу) я обратила внимание на больших, каких-то тяжёлых птиц, которые сидели на невысоких деревьях – красивые головки и с длинной палкой хвоста. Они мне показались странными. Потом я увидела, как они с громким клёкотом перелетали – почти перепрыгивали – с дерева на дерево. А потом вдруг один за другим полетели! И я поняла, что это павлины. Какая устремлённость вперёд! Они вытягивались и махали крыльями, как-то отставляя их назад. Совершенно сказочное зрелище. И я почувствовала, что значит свобода – для всех…

В конце концов, я стала привозить пёрышки отовсюду. Из Латинской Америки, Австралии, Аляски… Надо сказать, не так часто находишь, поэтому не подумайте, что у меня их столько, что хватит на подушку. Нет, они только украшают мой дом.

Немного поясню. Мною руководит не столько стремление к приобретению (хотя это тоже присутствует), сколько желание спасти красоту: не могу видеть, как красивое, нежное пёрышко валяется на земле. Мысль, что сейчас его испачкают, затопчут заставляет меня их поднимать, приносить в дом, расставлять в вазочках, делать подвески, строить композиции и так далее… Так начиналось и так продолжается.

А ещё я всегда не упускаю случая повзаимодействовать с птицами. Не буду говорить о своих домашних. А вот в каком-то птичьем заповеднике (кажется, в Бразилии) ко мне просто приставал красавец-тукан – он сначала норовил откусить у меня часы, а потом пытался оторвать колечко от пальца. Не могу отделаться от соблазна вставить фото.

А вообще-то я не только сама собирала перья везде, где это возможно. Как и прищепки, мне знакомые стали привозить перья из разных стран – заразительное дело! Тоже говорили, что жалко было оставлять брошенным красивое перо и вспоминали меня. Я очень ценю такие подарки: человек поднял, сберёг, потом привёз мне. Очень всем благодарна.

Но была однажды даже трагическая птичья история. Это произошло во Франции, в пригороде Парижа Сен-Жермен-ан-Ле. Там живёт наша давнишняя знакомая Валя Ванель.

У неё на крыше дома случилось какое-то неясное столкновение между птицами – сказали, что будто бы сороки задолбали сойку. Во всяком случае, она упала под балкон и, когда Валя подняла её, умерла у неё в ладонях. Не знаю, не хочется верить, но вообще-то сороки способны на агрессию. Крылья погибшей довольно большой и очень красивой птицы хорошо обработали, и Валечка подарила их мне. Они очень красивые и хранятся у меня – они обрамляют белые лебединые перья. Получилось такое романтическое, нежное создание.

Я вообще делаю композиции из разных перьев и любуюсь ими. У меня есть перья павлина, страуса, розовых фламинго (с Кипра), лебедей, диких гусей, фазанов, чаек, альбатросов, разных попугаев (сейчас у меня перловый или перламутровый корелла), цесарок, голубей, петухов, ворон и воронов… И ещё неведомо кого – разных других птиц, названий которых я не знаю, – собирала в зоопарках, на берегах морей, рек и озёр в разных странах.

Птицы вообще существа несказанной красоты. Это все знают, и все замечают их чудеса, когда где-то вдруг увидят их.

А вот наши городские птицы довольно однообразны по оперению и не красочны. Однако у них некоторые перья тоже могут быть красивыми – у всех. А я сейчас каждый день любуюсь трясогузками, которые бегают по нашему двору и машут хвостиками – в центре Москвы, на Покровке. Мне нравится их серебристый окрас, он ещё нежно переливается на солнышке. А вот добыть их пёрышко – для меня проблема. Уж как слежу – а нигде не вижу… И ветер работает против меня, с ним я как-то договориться не умею.

Это маленькое ассорти

Однако коллекция моя постоянно пополняется. Мне знакомая Аллочка привезла из Израиля огромное бежевое перо с пёстрыми коричнево-белыми краешками. А недавно сестрички Агния и Ульяна Морозовы подарили мне длинное чёрное перо, отливающее фиолетовым, – из хвоста петуха их бабушки.

Я ещё куда-нибудь их определяю, как особое даже функциональное украшение. Около белого фарфорового бюста Пушкина стоит большое, широкое и довольно толстое белое гусиное перо. Я разглядываю его конец и всё время пытаюсь представить, как его затачивали, разрезали кончик или нет? Как же, как мне кажется, было трудозатратно таким пером писать… А погрызть его, наверное, непроизвольно получается. Где-то я читала, что Пушкин грыз перья. Пушкин переходил на металлическое перо (его изобрели в Англии в 1833 году), писал им «Медного всадника» в 1833 году, но потом всё равно вернулся к гусиному. Привычно было.

И ещё: я раньше немного вырезала из дерева какие-то головы, в основном стариков, одну из них украсила чёрными перьями ворон, и получилось противоречие: это единственный мой старец, который улыбается, а венчают его голову мрачные чёрные перья. Но почему-то я привыкла к такому диссонансу и менять ничего не стала.

Ну, хватит, главное сказала: я вижу в перьях и пухе птиц бесконечную красоту, пушистую нежность, а ещё вдалеке слышу щебетание… Сердце заполняют теплом и добротой.

* * *

Скажу ещё несколько слов тоже о странной коллекции. Начинала не я. Когда-то, в советское время вдруг открылся «железный занавес», и люди устремились в путь по всему миру – путешествовать! И моя мама попала в Германию. Там увидела необычную… прищепку. Да-да, бельевую прищепку. Привезла домой и стала показывать гостям как какую-то диковинку. И тогда все друзья стали привозить ей прищепки из разных стран мира. И она их нанизывала сначала на верёвку, а потом на большое кольцо из проволоки типа хула-хуп (помните?). Размещала по цветам, получался почти радужный круг. Она, как ребёнок игрушке, радовалась каждому приобретению. Мы повесили этот круг в ванной. И, правда, даже красиво было.

Когда мама уже не могла жить одна, я забрала её из коммуналки на Покровке к себе в Олимпийскую деревню, а кольцо оставалось на своём месте. Только уже позднее я обнаружила, что оно пропало. Совсем. Соседки говорили, что не знают, не трогали, но одну комнату сдавали, так что временные жильцы могли… Ну взяли бы сколько им надо этих прищепок, ведь, наверное, они забирали не для того, чтобы украсить ванную.

Примерно так это выглядит. Скажем прямо, не очень эстетично.

NB. Кстати, сверху стоит стаканчик из раскопок: около нас до пожара 1812 года была аптека, там рыли канаву, и в результате у меня целая витрина аптечной посуды того времени. Есть одна бутылочка, внутри которой ещё одна, вроде резиновая. Мне объяснили, что это для ядовитых лекарств. И есть совсем крошечные, меньше мизинчика, есть красивые – гранёные. А керамическими посудинками мы даже пользуемся. Жаль, что нигде не сделали даты.

Когда мамы не стало, я в её комнате обнаружила несколько прищепок, которые она не прикрепила к кольцу. Я их собрала… и продолжила мамино увлечение. И я привозила из разных городов прищепки – сначала только деревянные и писала на них название города – такие у меня прикреплены над столом. А цветные пластмассовые висят гирляндой – по цветам с переливом один в другой – по спектру.
И я не покупала – просила купить одну штучку у торговцев, которые прикрепляют разные товары к верёвочкам и т.д. Они всегда удивлялись, но неизменно дарили. И находила под балконами, когда гуляла по вечерам в одиночестве по городу.

Но это только мимоходом – всерьёз я к этому не отношусь. И всё-таки не упускаю случая.

* * *

Следующее длительное, можно сказать, планомерное увлечение – приобретение винных стопочек, маленьких кружечек с видами городов или гербами стран, где я бывала.

Они очень разные: стеклянные, фарфоровые, керамические, металлические, даже кожаные… Все красивые! И познавательные. Их собралось несметное количество – весь шкаф заставлен. Я иногда выставляю их на большом столе – целое поле, десятки. Любуюсь и иногда выстраиваю по континентам. Для интереса. Особо люблю испанские керамические с изображениями Гауди, они ещё красные внутри.

Несть им числа

Из них можно выстроить длинный маршрут моих странствий по свету. Я по природе – бродяга, мне всё время хочется куда-то двигаться и видеть что-то новое, необычное (не обыденное), другое. Люблю обновления – во всём: в местах, в делах, в круге общения, в увлечениях… А путешествия вообще меняют весь образ жизни, образ мыслей, отношение ко всему, переоценку ценностей…

Когда я беру в руки эти стопочки, кружечки, рюмочки и смотрю на изображённые на них города, знаки искусства, гербы, я отключаюсь от всего и погружаюсь в улочки, соборы, мосты, музеи далёких стран, представляю, как я снова иду где-то там, уже в ирреальности – и так отдыхаю от забот и тревог… А иногда получаю вдохновение на какие-то свои создания – стихи, рассказы, даже рисунки (редко).

Грущу, потому что это так содержательно только лично для меня. Что с ними будет дальше, не знаю.

* * *

Ну а теперь о самой странной и самой главной для меня коллекции – гвоздей! Стоит сказать точнее и полнее – старинных кованых изделий: гвоздей, крепёжек, подков, жиковин, щеколд, засовов щипцов, ножниц, предметов неясного назначения, а также художественных деталей. Дочь моя очень не одобряет такое диковинное увлечение, её возмущает, что я приношу в дом в большом количестве всякие «железяки». И я её понимаю, но…

С чего вдруг вздумалось гвозди собирать? Даже придумать такое непросто. Но «Случай – Бог изобретатель», как говорил Пушкин, определил мне такое необычное занятие.

…Я жила в Алма-Ате, далеко от европейской части нашей страны. Оттуда мы стремились к центру, чтобы узнать нашу культуру, видеть её. Мы с мамой поехали в Киев и там пошли на экскурсию в Киево-Печерскую лавру. Очень интересно, дух захватывает. И вдруг увидели, что на территории часть какого-то строения почти обрушена, подошли ближе, и я подняла большой гвоздь с большой круглой шляпкой.

Удивилась, подошла к смотрителю и спросила, можно ли мне взять его на память, он ответил, что там сейчас ремонт, и этих гвоздей много. Разрешил взять. Интересно, что он сказал, что их же обратно ставить не будут, поэтому они вообще никому не нужны. Ему в голову не приходило, что гвозди того времени (может быть, XVII века?) – историческая ценность.

Такие длинные гранёные гвозди

Через год мы поехали Великий Новгород, и там я тоже нашла большой с острым концом гвоздь. Привезла домой, повесила на них бирки – и уже вроде зачаток коллекции. И пошло, пошло – но уже после того, как я переехала в Москву.

Как-то я пошла на исследование в бывшую Мариинскую больницу, где родился и прожил детские годы Фёдор Достоевский, поскольку его отец там был доктором. Прохожу и вижу: обвалилась боковая башенка – и чего только там нет! И гвозди, и болты, и крепёжки и ещё всякое другое, мне недоступное. Но всё доступное я довольно легко наковыряла, потому что древесина была дряблая, она крошилась, всё свободно вынималось. Набрала я большой пакет, пришла к врачу на приём – слава богу, народу не было, а то я опоздала. Вошла и попросила возможность вымыть руки и… ещё кое-что. Доктор изумился моему кладу. Всё объяснила. Он так проникся! Помог мне всё отмыть, вдумчиво разглядывал каждый предмет, разгадывал его предназначение. Он и мне уделил неформальное внимание.

Так что у меня целая связка кованых изделий из дома Достоевского.

А ещё расскажу историю обретения прямо-таки драгоценных для меня гвоздей. Начну издалека. Я отдала родному МГУ им. Ломоносова 42 года своей жизни. И всё в одном старом здании Казакова-Жилярди на Моховой, обожаемого мной. У меня даже есть стихи, посвящённые этому дворцу. Сделаю лирическое отступление и приведу его здесь, чтобы было понятно, как оно мне дорого.

МОСКОВСКОМУ УНИВЕРСИТЕТУ

Зданию Казакова – Жилярди

Благодарю Тебя, Творец, –
Мне по Твоей всевышней власти
Даровано такое счастье
Входить под своды во Дворец –
Прекрасной классики созданье.

Моя Alma-Mater. Здание Казакова на Моховой.
Моё вечернее фото

Где лики львов
Нам в назиданье
Из старины сквозь время –
В вечность
Возносят линий безупречность,
Как благородство красоты.
И ощущаем мы мосты
Над реками времен подвижных
В высоких сводах,
В безднах книжных,
В гармонии чудес из камня
И Духа высшего сиянья.

29 ноября 1994 г.

Так что понятно, что я очень дорожу всем, что касается этого чуда архитектуры.

И вдруг! Стали рушить фасадные овальные окна. Что такое? Вроде бы Батурина начала делать ремонт – меня сразу испугало это слово: в таком историческом памятнике можно производить только бережную реставрацию… Выяснилось, что будут ставить пластмассовые окна. Происходит что-то ужасное! И ничего поделать невозможно. Вот они, замечательные деревянные окна, древесина совершенно невредимая, оранжеватая, одна сторона хорошо просмолена. Валяются на земле. Я плакала. После работы присела и попыталась вытащить гвозди – ну что вы! Не идут, даже не шатаются, даже не шевелятся. Сама древесина твёрдая, как железо. Я дёргаю, как могу, – и не могу. Конечно, можно завтра привезти из дома какие-то инструменты и добыть гвозди, но боюсь, что рамы увезут до моего появления. Сижу уже в отчаянии.

И опять вдруг! В стороне стояли, курили рабочие, поглядывают на меня. Видно, обсуждали, чем я занимаюсь, потому что, в конце концов, они не выдержали, и один из них подошёл ко мне и спросил, что я тут делаю. И я ему объяснила, что хочу достать эти гвозди. Очень удивился человек.

– А зачем вам старые гвозди?

И я ему рассказала, что я собираю кованые гвозди, а эти для меня большая драгоценность. Прежде всего потому, что железо на них бесплатно выделил заводчик Прокопий Акинфиевич Демидов, и это было лучшее по качеству железо в России. Он сделал такой подарок на строительство Императорского московского университета – первого в стране. И потому эти гвозди имеют историческую ценность. А кроме того, – сказала я им, – я люблю это здание, оно мне родное – я всю жизнь в нём провожу (в конечном итоге я отдала ему 42 года). У меня на память будет его прекрасная первородная частица.

И эти рабочие всё поняли, принесли гвоздодёры и надрали мне целую кучу гвоздей – замечательных изделий! Во-первых, совершенно чистых – без намёка на ржавчину, будто их вчера выковали. По цвету тёмные отливаются фиолетовым и тёмно-синим. Во-вторых – гранёные, с крепкими и с выпуклыми квадратными шляпками, сделанными по форме, как пирамидки. Гвозди разного размера, иногда изогнутые. На фото видно, что они у меня закреплены на засове для ворот (не от университета, а от дома Достоевского). У меня они находятся на воздухе и понемногу начинают покрываться лёгкой ржавчиной. Призадумаюсь над этим, чтобы сохранить их в первозданном виде.

Я пыталась сдать часть из них в Музей университета, но там как-то не проявили интереса. Через некоторое время я снова обращусь туда – может быть, мне попадётся более интересующийся деталями сотрудник.

Приведу в пример ещё один интересный объект, из которого у меня оказалось много кованых деталей. Это гвозди, крепежи и другие кованые детали из главного дома городской усадьбы А.И. Бабушкина–И.Л. Чернышёва–М.И. Бостанжогло по улице Старой Басманной, 20, к. 8. Дом стоит не на красной линии, а во втором ряду и со всех сторон зажат новыми зданиями, и потому его мало кто видит. Особых украшений у усадьбы нет, но примечательна она тем, что прежде там были палаты XVII века, и на их основе в 1756 году построили это здание. Сначала в здании была шёлковая фабрика, потом им владел сенатор Чернышёв, а затем там много лет была известная табачная фабрика. Усадьбу капитально реставрировали, а в этом здании работал мой знакомый, который отслеживал (для меня) все кованые предметы. Вот передо мной сейчас квадратный гвоздь длиной 32 см с прямоугольной шляпкой. Он в конце немного изогнут. Мне даже не очень понятно, зачем нужна такая длина? И зачем выковали этот загиб? Похоже, что гвоздь очень старый, возможно, даже из палат – он заметно подвергся коррозии.

А какие массивные крепежи! Они совсем чистые, без намёков на ржавчину – скорее всего, они более поздние. Множество всяких «аксессуаров» – от дверей, окон, замков и т.д.

* * *

У меня есть гвозди из разных мест. Я ездила в экспедиции, связанные с культурой центральных регионов, мы бывали в старинных русских городах и деревнях – Одоеве, Дорогобуже, Алексине и других. Везде находились кованые изделия. И друзья привозили из разных мест. Например, моя знакомая Наташа из г. Лукоянова подарила мне два гвоздя из дома, разрушенного во время Сталинградской битвы – вот такая память. А Ольга Глебова (дочь артиста Петра Глебова) привезла гвозди с Соловков и мощные штыри от шлюзов Беломоро-Балтийского канала. Роскошный подарок! Моя бывшая ученица Маша Александрова, уже будучи студенткой МГУ, притащила с практики на Белом море массивную, тяжеленную кованую цепь. И многие другие

– Боже, – сказала я, – как же ты её тащила?

– В рюкзаке, – спокойно и с особым удовольствием ответила Маша.

Она, между прочим, внучка академика Александрова, бывшего президента Академии наук СССР.

* * *

Но вообще меня интересуют особенные, не совсем обычные кованые (а иногда и литые) предметы. Вот такая большая, толстая подкова – явно для ломовой лошади, и она оригинальна тем, что полностью замыкает круг. Я очень пожалела лошадку, которой пришлось таскать на ногах такую тяжесть… Это очень старая подкова, изъеденная ржавчиной капитально. И железо было явно плохого качества. Но теперь она висит у меня над дверью и желает мне всяческого счастья.

У меня с подковами особые ассоциации. С этой – литературные. У Грибоедова в «Горе от ума» старуха Хлёстова говорит, что она на Поварскую к Фамусову в гости «час битый ехала с Покровки». Надо же! С моей Покровки! Я ей здесь усадебку присмотрела. А она была тётка злая, деспотичная – и я представляю, как именно тяжеловесная лошадь, глухо цокая копытами, тащит её экипаж…

А вот другая ассоциация в связи с подковой (тоже литературная!) у меня возникла, когда я прочитала, что во Дворце Апраксиных-Трубецких, у нас, на Покровке, Пушкин впервые увидел свою драгоценную Натали. Это тоже на Покровке, в двух шагах от моего дома. Есть такой вариант в публикациях исследователей. И когда я иду мимо этого роскошного Дворца в стиле рококо (его называют «Комод»), я прямо зримо вижу изящный экипаж, стройную лёгкую лошадку, которая мягко цокает копытцами – везёт юную Натали на бал (кстати, у нас и сейчас я по вечерам часто слышу цокот – ездит конная полиция на лошадях, а также те, кто на них детей катает). Везёт, к слову сказать, в родное для Пушкина здание: здесь он учился танцевать с 7 до 11 лет у лучшего учителя Москвы Иогеля. Пушкин же родился и вырос здесь, рядом, в Немецкой слободе.

А я сумела здесь, на Покровке, обрела изящную небольшую подковку, которую считаю для себя сигналом памяти Мадонны, которая для Пушкина была «Чистейшей прелести чистейший образец». Мне это душу греет.

Да, далековато я ушла от своих скобяных изделий, но как хорошо повитать там, в исторических облаках… Однако придётся вернуться к прозе. Есть в моём арсенале некоторые вещи, которые для меня редкость. Где-то на северных морях я добыла старый багор (кажется, в Кандалакше), да ещё такой серьёзный, увесистый. И всё-таки, несмотря на ржавчину, острый. Наверное, ручка была внушительная, как видно из диаметра обхвата её крепежа. Или вот это – что за штуковина? На что она могла годиться? Как использовалась? Даже предположить не могу. И таких у меня достаточно. Это просто оттого, что я абсолютно невежественна, очень плохо разбираюсь во всех этих кованых деталях. В некоторых случаях интернет помогает, но чаще всего там в эти мелочи тоже не особенно вникают, тем более, что речь идёт о старых, иногда даже древних вещах. Уже всеми давно ненужных и потому забытых.

Что это?

Любуюсь я «заборчиком» из небольших, можно сказать, изящных гвоздиков, которые я привезла из Норвегии, из города Тронхейма. Там в морском порту на берегу фьорда то ли ремонтировали, то ли сносили старое здание – везде валялись брёвна, из которых легко вынимались тонкие гранёные гвозди. Теперь они висят у меня на странной подставочке: железная кованая полоска с такими отверстиями, что туда хорошо проходит гвоздь и хорошо держится на шляпке… А я уже представляю спуск к берегу, я спешу вниз и вдруг вижу, что там суетятся люди у старого ветхого здания, и у меня возникла надежда. Как я была рада, когда она оправдалась! Вон сколько я их набрала – правда, на целую коллекцию! Такие аккуратненькие, тоненькие, но, думаю, довольно долго прожившие, прослужившие на совесть.

Но уже хватит о гвоздях и крепежах – мне кажется, что представление о моей коллекции уже приблизительно получилось.

Скажу несколько слов о деталях художественной ковки. Честно сказать, я не всегда точно различаю кованые изделия и старинные литые именно в художественных изделиях. Но я всё равно забираю брошенные и пропадающие детали, если они мне понравились, и мне их жалко оставлять пропадать. Они, как правило, необычные, иногда красивые. Почти всегда неясно, для чего они были предназначены. Тогда я подключаю интернет. Если безрезультатно, обращаюсь к друзьям, если возникают разные варианты, то… включаю воображение. И это бывает интересно.

Хочется отдельно показать изящную задвижку от шкафчика моего прадеда, доставшуюся мне совершенно случайно в память о тех временах, когда мои предки благополучно существовали на Забалке в городе Херсоне. Они были скромными купцами, владели лавочкой колониальных товаров. Однажды, много лет спустя, в их сохранившемся доме (пережил даже годы немецкой оккупации – 2 года 7 месяцев), где теперь живут их правнуки, в каком-то ящичке для инструментов я увидела обе искусно сделанные детали старой задвижки дореволюционного времени. Сказали, что от шкафчика или от сундучка, как потом мне говорили другие родственники. От этого прадеда Николая Новикова мне ещё осталась небольшая иконка Николая Чудотворца – хранителя нашего рода.

А вообще-то мне попадаются разные разности, которые эстетичны сами по себе. Почему обязательно искать их прагматичное использование? Они для меня существуют как самостоятельные отдельные ценности – как произведения искусных кузнечных дел мастеров.

Крест от ограды храма Никиты Мученика на Старой Басманной в Москве. Нашла в очень ржавом виде уже после того, как отремонтировали ограду. Вроде как бы мальтийский крест. Подумала, может быть, построили при Павле I, который такой крест ввёл даже в герб России? Нет, храм построили в 1852 году, а Павел только родился в 1854 году. Так отчего же всё-таки крест госпитальеров у православного храма?
А эту загадочную изящную вещь нашла – представьте себе! – на линии полярного круга в Финляндии, в Лапландии, недалеко от Рованиеми – родине Санта-Клауса! Интересно, что нашла у дороги, где никаких строений не было. Для чего она – такая фигурная – была сделана? Что-то непонятное замыкать?
Ну а этот металлический веер я притащила из Одессы, он сиротливо лежал под забором в самом центре города около красивого особняка – на мой взгляд, XIX века. Похоже, что он украшал ограду балкона, длинного, как терраса.

А это странное сочетание подсолнуха и винограда – скорее всего, литьё, извлечено с «раскопов» Земляного вала на Садовом кольце. Там ещё в середине Выпуклые буквы «Ц и Л» и пониже «А 8». Что сии шифры означают, «нам не дано предугадать» (простите за фамильярность с классикой).

Таких всяких «неопознанных объектов» у меня хватает. Но это уже просто «на закуску», а то ещё я сюда привяжу каслинское литьё: вот он стоит перед глазами мой любимый Дон Кихот. Но это уже совсем другая история…

Пора и честь знать!

Эльмара ФАУСТОВА,
Член СП Москвы, Союза писателей Северной Америки, Международного союза журналистов. Кандидат философских наук по эстетике. Главный редактор журнала «Новые Витражи».
Для “RA NY”