НЕЗАВИСИМАЯ ГАЗЕТА НЕЗАВИСИМЫХ МНЕНИЙ

Международное литературное сообщество “Чернильница” (Болгария) и газета “Русскоязычная Америка” (Нью-Йорк) провели совместный конкурс “ХОТИТЕ НАПЕЧАТАТЬСЯ В АМЕРИКЕ?

Представляем лауреатов

Виктория ЛЕВИНА

Прозаик, поэт, журналист, переводчик. Член Союзов писателей Израиля и международных союзов Болгарии, Англии, Германии, России, Литвы, Канады. Родилась в России, в Забайкальском крае. Жила в Украине. Окончила Московский Государственный Технический Университет имени Н.Э. Баумана, инженер-механик. Работала в авиационной промышленности. С 1997 года проживает в Израиле.

Член жюри международных конкурсов, правления международного союза писателей имени святых Кирилла и Мефодия (Варна, Болгария, 2018); Консультативного Совета Евразийской Творческой Гильдии (Лондон), Академии ЛИК.

Кавалер ордена «Кирилл и Мефодий», звезды «Наследие» (2019. 2020), медали им. Ивана Вазова (Болгария), медалей Бунина, Есенина, Маяковского, Ахматовой, Пушкина, Чехова, Фета.

Печатается в журналах «Менестрель», «Литературный Иерусалим», «Литературный европеец», «Литературная газета», «Эмигрантская лира», «Сура», «Традиции и авангард», «Гиперборей», «Таврия литературная», «Форум», «Белая скала», «Новые Витражи».

Как я переводила Фроста

(заметки переводчика)

Вызов был брошен. Преподаватель на курсе «Основы поэтического перевода» прекрасно знал, на чём можно сыграть. Чтобы усадить за стол и заставить переводить стихи поэта-фермера, негромкого и саркастичного. Чтобы разбить предубеждение против посланца «свободного мира», прилетевшего как -то в СССР славить серп и молот. Преподаватель сказал: – Из переводов по Фросту не знаю никого, чей перевод меня бы устроил окончательно. Ну, просто не знаю. При переводе теряется что-то важное, аромат чего-то, что есть в подлиннике. Попробуйте, может, повезёт.

Слушатели курса (все три!) чтото пометили в своих блокнотах для записей. На экране хорошо были видны лёгкие улыбочки с ехидненьким подтекстом: «Трудно переводим, говоришь? Посмотри, посмотрим! Уж я-то…»

На этом единении в сарказме дело не закончилось. Как выяснится позднее, все трое, не сговариваясь, выбрали для самоутверждения одно и то же стихо: «The Road Not Taken» или, как перевелось у меня, «Дорога, которую я не прошёл».

Я никогда не читаю других переводов перед тем, как приступаю к своему. Золотое правило! Всем советую. Таким образом ты чувствуешь себя первопроходцем, один на один с автором, и принимаешь вызов с открытым забралом.

Итак, английский подлинник перед глазами, я полна решимости и переводческого зуда. Что ты мне приготовил, Роберт Фрост?

Two roads diverged in a yellow wood,
And sorry I could not travel both
And be one traveler, long I stood
And looked down one as far as I could
To where it bent in the undergrowth;

Ну, и где же здесь подводные камни, о которых все говорят с загадочными лицами? Всё предельно просто. На первый взгляд. И на второй тоже. «Легко усвояемый материал», как говорится. Ритм и рифма улавливаются безо всякого труда И на бумагу ложится первый катрен, максимально приближенный к оригинальному тексту:

Две жёлтых дороги кружили в лесу,
Как жаль, что не мог по обеим пройти,
Я был там один, я стоял, всю красу
Осматривал, будто с собой унесу
Подлесок с развилкой и оба пути;

Подспудно тревожило вот это: «be one», «я там был один». Но ягодки, как говорится, были впереди…

Then took the other, as just as fair,
And having perhaps the better claim,
Because it was grassy and wanted wear;
Though as for that the passing there
Had worn them really about the same,

Вот и приплыли! Появляется кто-то, неизвестно кто, в какой-то одежде «травянистого» цвета, который носит её в точности, как главный герой, и который прогуливается там же, вопреки утверждению, что ЛГ был там один!

Ну, что же, так и напишем, особо не заморачиваясь, «по принципу Скарлетт»: «Я подумаю об этом потом»:

Другой пешеход был таким же как я,
Возможно, имеющим больший талант,
Носил он одежду по цвету жнивья
С зелёным оттенком, похоже, моя
Носилась не хуже, хоть я и не франт,

Заметьте, что знаменитый «фростовский» сарказм и юморок уже начинают проглядывать в последних строках катрена. Хотя это обманчивая простота. Зачем нам на этих двух дорожках кто-то ещё? Кто-то, кроме самого автора, или, как говорят, ЛГ?

Дальше – больше! Они уже вдвоём пошли по этим двум тропинкам, шурша листьями, по-видимому, слегка осенними, ещё не превратившимися в пожухлые, с чернотой…

And both that morning equally lay
In leaves no step had trodden black.
Oh, I kept the first for another day!
Yet knowing how way leads on to way,
I doubted if I should ever come back.

Вот она, долгожданная многомерность! Мой герой, простой американский фермер, но при этом ещё и большой поэт, шагает по одной из дорог, имея в виду другую! И сожалеет, в меру, конечно, что выбрал первую, и понимает, что к этой развилке не вернётся, скорее всего, никогда. Пусть уж по второй чапает другой альтернативный ЛГ! Вот такие дела с этим фермером-Фростом…

Мы оба в то утро ступали травой
По листьям, ещё не утратившим цвет.
Пройду я потом непройдённой тропой!
Но каждый наш путь порождает другой,
Сюда, сомневался, вернусь или нет.

А потом и вовсе космос! Оглядываясь на прожитое, оцениваем выбранные тропы. ЛГ, как утверждает автор, выбрал неизведанную и малолюдную… Ну, что же, всё в жизни –дело выбора.

I shall be telling this with a sigh
Somewhere ages and ages hence:
Two roads diverged in a wood, and I—
I took the one less traveled by,
And that has made all the difference.

Скажу я со вздохом, отсюда видна
Дорог невозвратность и выбор непрост,
Дороги в лесу расходились – дана
Мне та, что поменьше, безлюдней она,
и в этом вся разница, суть и вопрос.

Скажу в завершении, что два других перевода слушателей курса были очень интересными и ни чуточку не похожими. Все разные. И дороги, которые мы выбираем, у каждого свои.

Наталья ШАБЛО

Поэт и переводчик Наталья Тимофеева (10.03.1972 г.р.) публикует свои произведения под именем Наталья Шабло.

По первому образованию филолог, второе образование – экономическое. Окончила курс литературного мастерства в Литературном институте им. А.М.Горького, литературные курсы им. А.А.Ахматовой. Публиковалась в периодической печати, коллективных сборниках и альманахах. Автор трёх поэтических сборников и сборника литературных переводов. Лауреат нескольких международных конкурсов и фестивалей.

Член Международной Гильдии Писателей, Интернационального Союза Писателей, Международного Союза Русскоязычных Писателей.

В настоящее время проживает в г. Химки (Подмосковье).

Атлантида

В эту синь как пространство
уходят по одному.
Раздвигается небо руками
вселенского солнца.
Ласточки режут тёплое утро
в дыму,
как режут бисквит.
Из него проливается стронций
и кормит свой выводок лет
бесконечностью полураспада в телесном.
И по канту всего горизонта распахнут рассвет.
А под ним – одиночество моря. И лодка белеет над бездной.
И считай, что ты в лодке. Плывешь тридцать лет в никуда.
Ной когда-то решился. Но был не один на пароме.
Обжигает рассвет и горчащая солью вода.
И пульсирует жизнь по артериям в полном объеме.
Два парсека до высадки.
Тянет течением плоть
к неизведанной цели
с одним неизбежным финалом.
Две строки. Взмах весла. Ты пытаешься хоть
оставаться константой сопротивления в малом.

А иначе… Хотя, оступились уже.
Не имеют значенья теперь облака, почерневшие с виду.
По спирали закручен правдиво жестокий сюжет.
Тот, в который Платон погрузил Атлантиду…

По-другому

Где-то есть по-другому
и лучше, и проще живут.
Ни о чём не жалея, без спешки,
без глупостей на распродажах.
Абажур над столом. Чай дымится.
Домашний уют.
И варенье янтарное,
с лёгкой миндалинкой даже.
Где-то в гости зовут.
Как представлю, что рады друзьям,
так такая тоска, и до зависти
хочется тоже
навсегда причаститься
к простым от граблей волдырям
и по осени банки
с закруткой трёхцветной итожить.
А ещё – весь в морщинах обветренный лоб
подставлять под последнее солнце
и морщиться яблочной кожей,
с переливами иволги жить соразмеренно чтоб.
И с годами на маму сильней становиться похожей…

Тихо…

Тихо.
Даже когда дожди.
Даже если ветер из переулка.
Сердце бьётся.
Чувствуешь, подожди.
Не спеши, шаги отмеряя гулко.
Пролистай как атлас
листву, шурша
удивительно тихим
забвением парка,
отмечая кончиком
карандаша,
как скользит
по глади пруда байдарка.
И по следу
тянется жёлтый лист,
а за ним пол-облака
в отраженьи.
И звучит слегка
приглушенный твист –
чистопрудное Мастера
наважденье.

Иосиф РАБИНОВИЧ

Родился 5 августа 1939 года в Москве. Окончил Московский Физико-Технический Институт. С 2012 года живу в Израиле.

Член Союза литераторов России с 2005 г., член МАПП (Международная ассоциация писателей и публицистов) с 2016 г.

Автор шести сборников стихов и прозы. Публиковался в Альманахе Союза Литераторов РФ «Словесность» в Альманахе МАПП «Ступени».

Выпушено два диска (65 песен на мои слова)

Член Русского Географического общества с 2006 г.

Дважды лауреат фестиваля русской поэзии «Арфа Давида», Назарет, Израиль (за юмор 2013 и 2014).

Лауреат премии Совета Министров СССР в области науки (1981 г.).

Государственный стипендиат в номинации «выдающиеся деятели культуры и искусства РФ (2008 г.)

ЗАКРЫТИЕ АМЕРИКИ

(третий сон Игоря Борисовича Южинского)

Погода выдалась – лучше не надо! Весна в этом году пришла ранняя и Иссафиорд давно очистился ото льда. Уходим мы при солнце, в хороший день и это доброе предзнаменование, если верить колдунам. Злые духи спят при хорошей погоде, а добрые бодрствуют. Сведения о пути нам предстоящем – самые неясные. До нас этим путём на закат уже уходили драккары, поговаривали, что одни из них добрались до Зелёной земли, другие ушли в большое море и не вернулись.

Зачем же мы идём в большое море, навстречу опасностям, в неизвестное. Наверное, за лучшей долей, как пришли триста лет назад мои предки сюда в царство льда и огня. Мы надеемся добраться до зелёной земли и до той дальней, богатой зверем и речной рыбой, с луговинами, на которых можно сеять зерно и пасти овец. И ещё потому, что мой клан, которым издревле руководили мои предки, а теперь я Сигурдюр Магнуссон, не принял этой новой иудейской веры пришедшей к нам от восточных франков. Мы остались верны нашим древним богам, и жить среди христиан стало неудобно, не складывались отношения. Там за большим морем хотим мы найти новую родину, жить со своими семьями, растить хлеб и детей, а если надо, то и воевать на земле и в море, благо клан наш с давних пор поставлял воинов и мореходов. И боги благоволят к нам – паруса надуты как камень, ветер ровный попутный и белая пена бурунов расходится от носа драккара как усы старого вояки.

***

Как же давно это было, клянусь Одином, я вроде и не заметил, как два десятка раз приходил и уходил снег. Каждую весну он сходил, а вот на волосах остался. Боги подземелья забрали мою жену Хельгу, забрали двух дочерей, зятя, и почти все внуков и внучек. Страшные болезни, неведомые нашим колдунам насылали на нас злые тролли, а где были добрые я и не знаю. Причём мор косил в первую очередь детей и женщин, надежду нашего рода.

От болезней не отставали и эти краснокожие с чёрными как уголь волосами. С самого начала они встретили нас недоброжелательно – ну конечно, мы пришли на их землю и они боялись за свои угодья за свои семьи. Нас было слишком мало, чтобы пытаться покорить эти племена, как делали наши предки на старой земле. Но и наладить с ними дружбу или хотя бы безразличие не удалось. Они нападали, нападали из засад, выслеживая как росомахи наших людей. Они охотились даже на наших овец, хотя в лесах хватало дичи, чего только стоили огромные бородатые быки, просто ходячие кладовые мяса. Мы тоже охотились на этих быков, возможно и это приводило в бешенство краснокожих.

Мои воины, которым не было равных на открытом месте и в море, не сразу освоили премудрости лесного боя. Сколько лучших потерял я пока не научились действовать подобно лесным зверям, так как делали краснокожие. Час за часом, год за годом положение наше ухудшалось, наше овечье стадо потихоньку исчезло, мясо мы добывали только охотой. А это было опасно – сколько охотников наших пропало от рук наших врагов. Мы с трудом строили судна, чтоб выйти в море за рыбой и зверем. Очень редко удавалось добыть кита, и вытащить его на берег. Но уже давно не было нужного количества мужчин для такой охоты. Я чувствовал, что мой народ потихоньку превращается в краснокожих и вымирает. А те с каждым днём становились наглей и наглей. И вот теперь наступил конец. Семь дней назад умерла моя дочь, и нас осталось семь человек: я, сын, зять и четверо внуков мальчишек. Было ясно – не осталось ни одной женщины и клан Магнуса закончился. Я лежал в своём опустевшем доме и думал – что было неправильно? Сон не шёл, я вышел на улицу – была ранняя осень, днём леса полыхали огнём покрасневших клёнов, сейчас стояла мёртвая тишина, ветра не было и небо черное, как и мои мысли накрывало эту землю, к которой я так стремился, в которую позвал свой народ и вот теперь остался один. Глаза небесных троллей сияли так же ярко, как тогда над Иссафиордом в ночь перед отплытием. Да Сигурдюр, ты ошибся, ты промазал, или боги отвернулись от тебя. Вот стоит он Один, высеченный из ствола дуба вскоре после того как мы высадились тут, вот за тем мысом. Скажи мне, что я делал не так, за что ты покарал наш род? Наверное, был я самоуверен, это всё равно, что пойти на кита с дротиком, а не с гарпуном. Нет, в эту сказочную страну надо было идти большими силами, сотней драккаров с дружинами воинов, А то ведь мы двадцать лет берегли пуще глаза своё оружие, здесь железа не откуда было достать.

Да откуда взять людей и флот для такого похода – такое даже всем кланам исландским не по плечу. А собрать силы со всей старой земли не получится – там распри да войны. Хотя вот собрались же там в большой поход, доходили слухи, завоевать гроб ихнего римского бога. Только кровь прольют и всё. И всё равно придут сюда когда-нибудь люди со старой земли, вон какие здесь просторы, краснокожих ведь совсем немного, земли хватает, и потеснить их не составит труда.

Ишь, размечтался, может и будет, когда нас не будет, а что завтра делать, подумай Сигурдюр, что завтра детям скажешь?

За этими невесёлыми размышлениями и прошла ночь. Над морем занималась алая полоска зари, первые лучи восходящего солнца упали на рубленые морщины на лице статуи бога, и показалось, что он усмехается. Чего смеёшься, подумал я, вот не станет нас, и пойдёшь краснокожим на растопку.

Вот так сидел я с полузакрытыми глазами, и толпились в голове образы далёкого прошлого: Иссафиорд, дом мой на родном берегу, Хельга, молодая рыжая и такая желанная. Нет, этого, ушло и не воротишь, тебе надо думать, что дальше делать. Как внукам и детям жить? За этими мыслями и не заметил, как ушли рыбачить сын с зятем. Вскоре проснулась малышня. Покормил их, они начали беготню игры. Последние потомки Магнуса Эриксона и Эрика длинноволосого, деда моего. Что ждёт их? Пожалуй, не бороздить им морей не бросаться в битву с мечами. Я стар уже и охотно бы пожертвовал собой, да кому теперь нужна эта жертва. С этими мыслями дождался я своих молодцов, пришли они с добычей. Сготовили обед – воины в походах умели готовить и без женщин, в этом проблемы не было.

И вот весь мой народ собрался за столом, стол был большой и места свободного теперь уже хватало. Отобедали, отпустил малышей на улицу и сказал сыну и зятю.

– Дети мои, вы знаете, что мы остались одни и род наш должен прекратиться. Это я привёл вас сюда, мне и отвечать. Завтра с утра пойду я к вождю краснокожих, они стоят за бобровой речкой, и буду просить его о мире. Чтоб принял он вас в своё племя и разрешил взять себе жён из ихних девушек. Мы отдадим им весь наш запас оружия, и вы научите их строить корабли вместо их кожаных неуклюжих лодок. Пусть примет вас и детей, а я останусь доживать тут.

– Отец, воскликнул зять, они убьют тебя!

– Может быть, тогда уже вам придётся добывать себе мир с краснокожими.

– Отец, мы не можем оставить тебя, вмешался сын.

– Сможете, Эрик – Сигурдюр Магнусон, пока ещё жив и вы будете выполнять мои приказы! А теперь оставьте меня одного, я должен подумать, как мне уломать вождя…

***

День клонился к закату. Ласковое солнце уходило за багровеющие леса. Надо ложиться, завтра будет трудный день. А может и последний, придётся тебе, старый, принять последний бой. На большой лежанке из кленовых брусьев, на которой спали когда-то вместе с Хельгой накрылся покрывалом из шкуры оленя и быстро уснул, как провалился.

Проснулся от яркого солнечного света, неужто проспал столько, надо спешить. Удивило незнакомое пение птиц и какой-то странный необычный грохот.

– Вставай Сигурдюр, вставай, что-то случилось.

Яркий свет шёл из распахнутого окна, за окном, залитый сентябрьским солнцем, шумел Тимирязевский парк и под окном дворник-таджик выколачивал ломом мусор из контейнера.

Но осознал я это только тогда, когда босые ноги мои уткнулись в ковровые шлёпанцы, недавно подаренные женой. Через пять минут раздался звонок мобильника и я, уже окончательно проснувшись, услышал в трубке голос начальника экспедиции:

– Борисыч, всё утрясено, через 12 дней летим в Исландию нырять в Иссафиорде, надо уже сегодня визы оформлять в посольстве.

Елена АСАТУРОВА

Я родилась и почти всю жизнь прожила в Москве. Спустя полвека осуществила свою давнюю мечту – жить у моря – и переехала в Болгарию. Здесь серьёзно занялась литературным творчеством, сначала поэтическим, потом увлеклась прозой. Сейчас делю свою жизнь между Россией и Болгарией. В моей писательской копилке многочисленные публикации в сборниках и альманахах в разных странах и пять авторских книг. Особенно дорог мне роман «Жена хранителя маяка», в котором сплелись сразу несколько жанров – детектив, триллер, приключения и фантастика. Сейчас заканчиваю работу над детективной историей. Являюсь членом нескольких международных писательских объединений и лауреатом различных

Москва – Петушки

Сажусь в электричку Москва – Петушки.
Озябшие ноги в промокших сапожках.
За мутным окном шпалы словно стежки,
и город приколот поломанной брошкой
к семи пресловутым холмам…
Напиться бы в хлам…

От книг остаются одни корешки.
От жизни и вовсе – бессовестно мало…
И мне говорят: Поезжай в Петушки!
Там можно, по слухам, начать всё сначала.
Проехав Купавну, бухнуть,
чтоб вычленить суть…

А в тамбуре ангел, не пойман – не вор,
под перьями прячет стыдливо погоны.
Забвенье разлив, словно сладкий кагор,
дрожащей рукою в привычный граненый
всегда на троих, он спешит.
Исчерпан лимит…

Играет гармошка какую-то блажь.
Идёт, как мессия, оборванный нищий.
И думаю, может закончить вояж
шагнув на случайный перрон в Омутище?
Пусть пишут другие стишки
про чёртовы Петушки…

Новый Ковчег

И увидел Господь, что велико развращение человеков на земле, и что все мысли и помышления сердца их были зло во всякое время; и раскаялся Господь, что создал человека на земле, и восскорбел в сердце Своём (Быт.6:5,6)

Земля уже не та. Отравлен воздух,
Исчезли краски, и горчит вода.
На небе не осталось и следа
Там, где ещё вчера светили звёзды.
И рушатся, и стонут города.

В дыму от догорающих иллюзий
Мы, как слепцы безродные, бредём.
И выжигает праведным огнём
Под тихий плач расстроенных перкуссий
На наших душах знак свой Легион…

И нет конца. И не найти начала
Забытых истин, данных нам Отцом.
И каждый третий станет подлецом,
Перековавши на мечи орала,
А свальный грех объявят образцом.

К нулю стремясь, себя на ноль помножив,
Раскинув Сеть, как пушкинский рыбак,
Мы разменяли чувства на пятак
И ценим то, что выглядит дороже,
В горячке героиновых атак.

И правят миром псевдо-исполины,
Потомки ангелов и грешных блудных дев,
Которые, любовь и долг презрев,
Оставят всё в безмолвье и руинах
И навлекут на нас всевышний гнев.

И грянет гром симфонией синкоп.
В оставшихся лесах умолкнут птицы,
Зверьё попрячется. Стирая все границы,
Смывает нас невиданный потоп!..
Как хорошо, что мне всё только снится…

Но трудно отличить — где явь, где сон,
Не разглядеть Твой знак сквозь шоры век.
А судный день уже берёт разбег…
Своё руно найдёт другой Ясон.
Я — новый Ной. Я строю свой Ковчег.

Издалека

Издалека всё видится крупней,
Отчётливо и выпукло — до боли –
И золото саратовских огней,
И скорбь непреходящая юдоли

Заброшенных российских деревень,
Чьи метки безымянные на карте.
А присмотрюсь — там буйствует сирень,
Как дембель в аксельбантах на плацкарте.

И молока коровьего кувшин
Туманом опрокинут над рекою.
Навстречу мне через поля Шукшин
Походкою шагает молодою…

И вновь охота к перемене мест,
И клин меня заждался журавлиный.
Там колокольный перезвон окрест
И солнца луч, увязший в паутине.

Покоями тускнеющих дворцов
Уже не может удержать чужбина.
Я возвращусь. И мне прочтёт Рубцов
Свои стихи у старого овина…

Издалека всё видится острей,
А мелкое — стирается бесследно.
Я — вечный странник — у твоих дверей,
Весь мир пройдя, ищу приют последний.

Юрай ДИХАН

Юрай Дихан родился в Украине. Советский диссидент, в 1981 году предсказавший в распространяемом самиздате государственный переворот в СССР и получивший за это срок по политической статье. Реабилитирован.

Профессиональный художник, бард, выступающий со своими песнями на различных фестивалях. Был лидером одной из массовых общественных организаций, председателем профсоюза художников.

Поэт, прозаик. В 2014 году оставил общественную деятельность и эмигрировал в Болгарию, на родину своих далёких предков.

«СТОЛЫПИНСКИЙ» ВАГОН

В конце пассажирского поезда закрепляют вагон для перевозки заключённых. Издавна такие вагоны называют «столыпинскими»

Иногда удивительным образом неожиданно проявляется человеческая солидарность. Благородство, граничащее со святостью. И не в отдельном человеке, а в порождении дьявола – в толпе. И не просто в толпе прохожих, обыкновенных граждан, а в толпе преступников: насильников, убийц, воров, грабителей…

Куда-то несётся по рельсам вагон з/к, как обычно, подцепленный в конце поезда. Зарешётчатые купе, дремлющие зэки… Или поедающие пайковую селёдку, покрытую ржавчиной. От неё хочется пить, и, если есть вода, то потом тянет в туалет. Туалет один, в конце вагона. И водят туда по усмотрению охраны по очереди, по одному. Мочиться в купе никто не рискнёт.

Первыми стали проситься девчонки. А охранник может повести, если захочет, а не захочет – так и не поведёт. Начали торговаться. Солдат что-то выторговал, повёл самую молодую. Сквозь приоткрытую дверь по вагону потянуло едким запахом мочи. Через минуту донеслись крики: «Помогите! Пацаны! Пошёл вон!»

За решётками притихли голоса. Если бы с девчонкой был зэк, никто бы и не почесался. Но насиловал враг – мент. И насиловал свою – зэковскую. В адрес мента послышались угрозы. Но чего стоят угрозы тех, кто отрезан сварной решёткой?

– Мужики! Качаем вагон!

Команда сработала сразу. Те, кто не знал, что значит «качать вагон», смотрели на остальных. Все стали в ряд, друг за другом, лицом к спине стоящего впереди человека. Расставили ноги и начали раскачиваться в такт. Никто не остался в стороне. Тела переваливались с левой ноги на правую, с правой – на левую, монотонно и дружно. Казалось, эта игра ничего не даст кроме разминки затёкшим ногам.

Но вот колёса стали слегка постукивать о рельсы. Все отчётливей. И громче. И вагон уже отрывается то левой, то правой стороной, подпрыгивая и с грохотом падая, тут же поднимая противоположный ряд колёс и снова жёстким ударом опускаясь на рельсы. Он скачет в ритмической пляске, уже не требуя помощи, удерживаемый пока только сцепкой с поездом. Вот-вот он вырвется из плена, разорвёт ненавистную сцепку и… Свобода!

Какой-то сумасшедший азарт охватывает так долго томившихся в камерах. Сорваться вместе с поездом, вылететь, кувыркаясь и падая, со стальной направляющей колеи кажется свободой. Нет опасности. Или она не больше, чем будущие годы за «колючкой». Кто-то повесится, кого-то зарежут, кого-то, методично избивая, превратят в раба, кто-то отрубит себе руку, избавляясь от бессмысленного и тяжкого труда, надеясь на досрочное освобождение. А сейчас можно разом оборвать эту страшную цепочку. Движение уже передаётся соседнему вагону…

Но забегала охрана. Зэчку выпустили и отвели в купе. Вагон, постучав ещё несколько минут, успокоился.

От девчонок поползли сигареты. По одной – на четверых. Сигарету пускали по кругу победители, ставшие на время великодушными, почувствовавшие собственную силу и оттого добрые. Только на время. Достали собственные сигареты, одаривая сокамерников, заначенную еду.

Мир человеческого братства ещё не закончился…

ЭТО СЛАДКОЕ СЛОВО «СВОБОДА»

Он рвался вверх из всех своих немногих сил,
За ветром вслед взлететь хотел, мосты сжигая.
– О, дай мне крылья, Боже! – Господа просил. –
Чтоб я летел, как он, от края и до края.

Освободи от опостылевшей земли,
Корней, опутавших мою большую душу,
От серых дней и от корней освободи!
Ты видишь, Господи, что ими я задушен!

Так продолжалось много дней и много лет.
И вот однажды, ведь вода и камень точит,
Он оторвался и попробовал взлететь,
И полетел на слабый свет к исходу ночи.

Он получил желанную свободу.
Но что в ней? Он ведь плавать не умел…
Теперь на дне кусок скалы, упавший в воду,
Теперь на дне…

АБРАКАДАБРА

Абракадабра. Хаос. Свет и тень
Переплелись в безудержном движеньи.
Апокалипсиса являет приближенье
Пронзённый ветром каждый божий день.
Уже тошнит от шума голосов.
Всё сказано. Давно осипло горло.
И к вечеру во тьме притихший город
Спешит закрыть все двери на засов.
Но голоса уже ползут с экрана:
И кровь, и боль, и запах чьих-то ран.
И труп младенца самым крупным планом
Несёт, как крест, измученный экран.
И правда новая, хотя и в тех же лицах,
И клятвы верности уже в который раз,
И новые державные границы
Сужают мир и окружают нас.
И снова день – как продолженье ночи.
Назад не воротиться, раунд начат.
И жить по-старому никто уже не хочет,
Но умереть по-новому – тем паче.

Татьяна ДЫХАН

Родилась в Украине в семье филологов. Приоритетами в воспитании были литература, музыка, живопись, театр. Окончила филологический факультет Днепропетровского университета. Преподавала в школе английский язык и всемирную литературу, работала журналистом и литературным редактором. Издала поэтический сборник «Песни Калипсо». В 2014 году вместе с мужем эмигрировала в Болгарию и кардинально изменила образ жизни. Под шум тёплого моря занимаюсь декоративным творчеством: шью, вяжу изделия в стиле бохо, рисую мандалы, создаю текстильные куклы.

А также работаю литературным редактором в альманахе «АРТ-ЛИТЕРА».

ЗОНА

Дикобразу – дикобразово.
А. и Б. Стругацкие «Пикник на обочине»

Я дышу. Я живу. Свет зелёной зари
И моя глубина – то особые свойства.
Только здесь, в тишине, дар чужого изгойства –
Доказательство жизни, гудящей внутри.
Зная путь, не берите с собой никого,
Не ищите ни денег, ни счастья, ни рая,
Ни побед, ни любви. Я сама выбираю,
Кто пойдёт, кто коснётся моих берегов.
На обочине жизни короткий пикник
Затянулся надолго – удел окаянных.
Тот навеки прощён, избежав покаянья,
Кто душою к воде этой мёртвой приник,
Кто неспешен и зол, обожжён и прощён,
Принимает смиренно спасенье в финале.
За спасением – жизнь. Только этого мало.
Старый путь размывает осенним дождём…
Я в себе погребаю пришельцев извне,
Преступивших порог моих тихих ловушек.
Становясь безупречней, светлее и лучше,
Обезумевший Сталкер рыдает во мне…

ДОНКИХОТСКОЕ

Ложись на снег. Прицелься. Ты одна.
Друг далеко. Захочет – но не сможет.
Молись и целься. Может, Бог поможет,
Если ему видна твоя война.
Упор ботинком. Не ругайся: «Б**дь!»
Замри и не своди с прицела взгляда.
Сейчас… Вот-вот… Чужого нам не надо –
Нам бы своё у ночи отстоять.
Ты на снегу. И рядом – только лес.
Он, если что, прикроет от расстрела.
Куда ты шла – кому какое дело?
Тот, за кого погибнешь – не воскрес.
Пригнись! Они идут! И сладок снег
На той границе силы и бессилья…

Хохочет ветер в мельницах Севильи,
Когда по ним стреляет человек.

ОДА ЧЁРНОМУ МУСКАТЕЛЮ*

Пей вино! Но не пей Эту горечь вселенной!
О. Хайям

У него цыганская душа –
Смелая, шальная, словно ветер.
Для него возможно всё на свете.
Но он начинает неспеша:
Незаметно, чтобы не спугнуть,
Тёплый бархат бросит вам на плечи,
Шёпотом горячим сладкой речи
Увлекает в тёмную страну.

У него – бандитская душа,
Крепкие ревнивые объятья.
Ещё миг – и упадёт, шурша,
Ваша целомудренность, как платье.
Всё быстрее танго, громче свист,
Бьют литавры, скрипка разрыдалась.
Вас похитив, кони понеслись!
Вы не очень-то сопротивлялись.

У него – гурзуфская душа –
Щедрая, весёлая, хмельная.
Его терпким запахом дыша
И о счастье что-то восклицая,
Смотрите на небо сквозь бокал.
И тогда, довольный, пряча слёзы,
Улыбнётся крымский аксакал,
Подвязав молоденькие лозы.

*Чёрный мускатель» – десертное сладкое красное вино.Вырабатывается только предприятиями объединения «Массандра» из винограда мускатных и других европейских сортов.

ПРИСМОТРИТЕСЬ…

Посвящение Юрию Дыхану

И больше нет ничего, всё находится в нас.
В. Цой

Он идёт, за спиною – рюкзак,
По дорогам и по бездорожью,
Продуваемый ветром чудак.
Присмотритесь: ведь это – художник.
Он обласкан мелодией строк
И азартен для нового дела.
Присмотритесь: он греческий бог,
Заключённый в обычное тело.
Он теперь – сам хозяин судьбы,
Что прошлась по нему, как пехота.
Присмотритесь: в глазах голубых –
Та высокая скорбь Дон Кихота,
Та отважная верность мечте
И любви, что не знает обмана.
Присмотритесь… Да где он? Везде!
Вот шаги его слышно в тумане…
Он идёт, за спиною – рюкзак,
По дорогам и по бездорожью.
Он – философ, бунтарь и чудак,
И художник по милости Божьей.

ПЕРСОНАЛЬНЫМИ ПРЕМИЯМИ “РУССКОЯЗЫЧНОЙ АМЕРИКИ”

“ЗА МАСТЕРСТВО И ПОДВИЖНИЧЕСТВО ВО БЛАГО РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ”
НАГРАЖДАЮТСЯ:

МАТВЕЕВА НАТАЛЬЯ

Матвеева Наталья, врач, семейный психолог, писатель-эссеист.

С 2012 живет в Болгарии. Организатор и координатор международных проектов, в том числе благотворительных. С 2020 года руководит Международным литературным русскоязычным сообществом Чернильница, которое объединило авторов из многих стран мира. Творческий коллектив «Живая Чернильница» проводит литературно-музыкальные встречи, публицистические спектакли, фестивали русской культуры на Черноморском побережье Болгарии.

Федерация Союза соотечественников в 2017 году присвоила звание «Соотечественник года 2017».

Кавалер ордена Первой степени «Синий голубь мира» ООН.

ШИПКА

Болгария – страна, ставшая моим новым пристанищем, новой землёй, новым этапом жизни, новой жизнью. Болгария стала местом многих откровений. Стала местом познания, местом встреч, территорией осознания.

В 2009 году я впервые приехала в Болгарию. Я не знала ничего и никого, как будто родилась и начала новую жизнь. До этого мои туристические маршруты никогда не приводили меня сюда, а я никогда не рассматривала эту страну для отдыха. Я как будто знала, что Болгария – не место коротких наездов, что сюда надо приезжать всерьёз и надолго.

Теперь я открываю и открываю для себя её историю, её культуру, её природу, её несметные сокровища, её монастыри и пещеры, её исторические места, связанные с подвигом наших народов. Историю мы все в школе изучали, но, по правде, в бурном потоке исторических событий Государства Российского освобождение Болгарии от турецкого ига ярким воспоминанием не стало. А тут, в Болгарии, все стараются с тобой говорить на русском языке, поминают заслуги русских воинов, музеи и памятники рассказывают о великих заслугах России.

Впервые я осознала и поняла глубину благодарности болгар в Плевенском музее-панораме. Десятки тысяч русских солдат и командиров погибло в сражении под Плевеном. Сердце заныло, дух захватило, мозг отказывался представить размеры. Впечатлило надолго. До сих пор впечатляет. Это был 2013 год. А в мае 2014-го среди многих экскурсий была поездка на Шипку. Потрясение, которое я пережила, несравнимо ни с одним в моей жизни. Пять тысяч защитников Шипки – против двадцати семи тысяч турков! И не сдали Шипку!

Я и сейчас не могу сдержать слёз, как будто я была там, среди русских солдат, как будто там моя кровь пролита. Там, на Шипке, я возложила руки на камни, меня сотрясали рыдания и била дрожь, я как будто слышала стоны воинов, чувствовала их боль, видела землю, пропитанную русской кровью и усыпанную телами погибших. Телами русских солдат, даже после смерти принимавших на себя пули и защищавших это святое место. И устоявших, и спасших Болгарию.

Я стояла на самом высоком месте Шипки и ощущала себя воином с мечом в руке, подо мною была вся Болгария. Страна, которую мы спасли, которая обрела свободу, которая возродилась из пепла. Болгария, которая стала для многих русских второйродиной.

Вот так просыпается в нас чувство патриотизма и гордости за свою Отчизну.Вот так поднимается в нас сопричастность к подвигам предков. Вот так мы вспоминаем, кто мы есть.

Боже, храни Болгарию! Боже, храни Россию! Боже, храни весь мир!

ДЕНЬ ВОДЫ

Из цикла «Мои истории»

Сегодня случился удивительный день. Символом его стала ВОДА. После завтрака мы отправились в Музей воды в Ловече. Когда-то это была турецкая баня «Дели хамам» с удивительной системой обогрева под названием гипокауст, известная с давних, еще античных, времён. В бане этой не раз было перемыто всё население города.

В римских банях была та же система отопления, о ней я слышала на экскурсии в древний Карфаген, там они меня впечатлили огромными размерами и сложными устройствами. Поразил меня и тот факт, что в холодные времена сидения туалетов для римских патрициев обогревались теплом тел рабов.

Вернёмся к нашему музею. Лет тридцать назад эта турецкая баня была закрыта и постепенно пришла в запустение, разрушалась потихоньку, как и всё, на что перестают обращать внимание и о чём перестают заботиться. На снимках до реставрации я увидела деревца, растущие на крыше этого довольно большого сооружения, разрушенные деревянные постройки, служившие складом топлива (дров и угля).

Но теперь, после реставрации, баня стала Музеем воды. Красота, да и только! Крыша восстановлена, внутренние помещения чисты и светлы. Так и представляешь себе, как здесь люди расслабляются, снимая с себя груз забот, и омывают тело чистой водой, а душу – чистой энергией.Система освещения здесь особенная. Через отверстия в куполах потолков, круглые и звездообразные, под разными углами проникал дневной свет, создавая пересекающими лучами атмосферу приглушенного освещения, а пар добавлял таинственности фигурам и движениям.Посещения бани для мусульман и православных были в разные дни, да и мужские дни чередовались с женскими. И получалось, что у каждого был свой банный день.

Но самое интересное ожидало меня в кочегарке. Там стоит сооружение под названием «локомобилът». Это котёл на огромных колёсах, отреставрированный, блестящий. Красавец, я даже немного в него влюбилась. Именно он нагревал воздух и воду в бане. Замечу, что системы труб тогда не было, а были каменные лабиринты, по которым и струилось тепло.

Тут-то я вспомнила, что после войны моя мама работала кочегаром в детском саду. Она тоже топила котлы, закидывая в них уголь, и обеспечивала огромное двухэтажное здание детского сада теплом и горячей водой. Наверное, моей маме тоже понравился бы этот котёл – локомобилът. Завершает строение купол на крыше, через который уходил лишний пар. Так осуществлялась вентиляция.

Но и это ещё не всё. Теперь в этом музее показывают фильм о воде. Экраном является струящаяся вода. Так здорово! Креативные технологии поражают и восхищают.А на мультимедийных экранах идёт фильм, рассказывающий об этом замечательном музее и о городе Ловеч.

Если вы когда-то будете в Ловече, посетите не только Крытый мост – бренд города, но и Музей воды. Похоже, что постепенно здесь и интерьеры восстановят. Будем наблюдать. Я уже представила, как среди красивых занавесей и кружевных металлических столиков сидят после омовения люди и пьют душистый чай или кофе. Я бы в такую баню сходила!

А через несколько месяцев, в начале сентября, Ловеч снова удивил меня и других гостей города. В этот день на водной сцене выступали барды. Представьте: посреди реки стоит сцена, хорошо освещённая и хорошо озвученная. Декорациями этой сцены стали разноцветные домики на другом берегу реки. А справа фонтаны воды образовали экран, на котором менялись картины. И всё это происходило после захода солнца, как будто в кинотеатре выключили свет, и началось волшебство кино. Яркое зрелище! Да ещё в сопровождении хорошей музыки! Впечатлило! Теперь все мои друзья мечтают посетить Ловеч. И правильно, здесь есть чем полюбоваться, есть чем восхититься, есть чем порадовать глаза и душу.

БАРОНЕССА ВРЕВСКАЯ

Однажды, путешествуя по Болгарии, я оказалась в городе Бяла, что недалеко от Дуная. Город этот связан с событиями Русско-турецкой освободительной компании 1877-78 годов. В те времена здесь,в Бяле, находился военный штаб, вработе которого участвовал сам царь Александр Второй Освободитель. Там же был открыт 48-й госпиталь, в котором, кстати, работали гениальные русские врачи: Пирогов, Склифосовский и Боткин.
Главным же впечатлением от этого путешествия стала история сестры милосердия баронессы Вревской Юлии Петровны. Юная девочка из семьи генерала Варпаховского стала женой другого боевого генерала – барона Вревского. Титул барона её муж получил по указу царя за заслуги перед российским отечеством. Замуж Юлия вышла шестнадцатилетней девочкой, но в браке прожила всего два года:муж погиб в военных действиях на Кавказе.

У него остались незаконнорожденные дети, родившиеся до брака с Юлией Петровной. Баронесса выхлопотала для них титул баронов и всё наследство от покойного супруга отдала им.

После смерти мужа юная вдова была приближена ко двору и стала фрейлиной Её величества. Жизнь при дворе, полная интриг, ей была неприятна, и смысла в ней Юлия не видела. Она часто путешествовала в компании Её величества, увидела много стран, познакомилась с выдающимися личностями Европы: писателями, художниками, философами. В России судьба подарила ей дружбу с писателем Григоровичем, художниками Верещагиным и Айвазовским, а главное – с Иваном Тургеневым. Именно он рассказывал ей о судьбах болгар, о страданиях целого народа под жесточайшим игом турецкой империи.

Идея освобождения Болгарии взволновала Юлию Петровну и стала смыслом её жизни. Она продала имение, оставшееся ей в наследство от отца, собрала группу из семнадцати девушек и пошла вместе с ними учиться на курсы сестёр милосердия в полевых условиях. Однажды во время обучения их посетила императрица, которая была поражена мужеством девушек, живших и учившихся вдали от нормальных условий существования, к которым они привыкли. Юлия Петровна, придворная дама, красавица, место которой – на балах и в покоях царской особы, надела на себя форму сестры милосердия «Красного креста» и волею судьбы оказалась в эпицентре военных событий русско-турецкой войны за освобождение Болгарии. Так началась её новая жизнь, полная испытаний и смысла.

Перевязки тяжёлых раненых продолжались сутками, потом её привлекли к операциям по ампутации конечностей. Это тяжелейшая работа, даже физически, не говоря уж об эмоциональном напряжении. Но зато рядом были учителя, великие Пирогов и Боткин.Участвовала баронесса и в боевых действиях, выносила из боя раненых солдат.

Её звали вернуться ко двору. Приготовили орден за заслуги и отвагу. Вревская не пожелала возвращаться, она наконец-то обрела смысл жизни, к которому так стремилась. И это несмотря на тяжелейшие условия существования: холод, голодные пайки, жизнь в маленьком доме, практически в одной комнате с болгарской семьей. Занавеска, которой ей отгородили уголок, была счастьем.

В госпитале – невыносимые нагрузки. Часто поступало по несколько сотен раненых, которых надо перевязать, накормить, да и просто поговорить. Ей предложили съездить в отпуск домой, к родным. Она собиралась. Но когда узнала, что ожидается большое поступление раненых в госпиталь, отказалась от отпуска. Здесь она была очень нужна.

Умерла баронесса от тифа в феврале 1878 года, как и многие другие, недожив до окончания войны всего несколько дней. Похоронена она в одной могиле с другой сестрой милосердия, Марией Неёловой, тоже умершей от тифа, не баронессой, а простой смертной. Даже тут Юлия своим положением не воспользовалась.

Она просила сжечь свои дневники после смерти,её просьбу выполнили, и никто теперь не узнает, что было на сердце и в душе этой необыкновенной женщины. Баронессы. Сестры милосердия. Родственникам было разрешено забрать её останки, но они так и покоятся в болгарской земле. Болгарский народ хранит память о ней и называет её «Русская Роза, отдавшая жизнь за Болгарию».

Поклон Вам, Юлия Петровна, от русских женщин, от русских воинов, от болгар! За подвиг Ваш – женский, воинский, человеческий. Поклон.

ЗАМЯТИН НИКОЛАЙ

Российский журналист, писатель, исследователь, переводчик.

Член Союза журналистов Москвы, Союза журналистов России, Международной федерации журналистов. Член Союза писателей России (отделение писателей- переводчиков). Лауреат премии СЖ Москвы, лауреат премии им. А.П. Чехова.

Имеет государственные и профессиональные награды, включая высший журналистский орден За заслуги перед отечественной журналистикой «300 лет Российской прессы».

Моя мама

Моя мама как пижама,
Мне тепло, уютно с мамой.
Можно спать, лежать, валяться,
Целоваться, обниматься.

Моя мама как учебник:
Знает всё, она – волшебник.
С ней науки изучаю,
Замечаю, примечаю…

Моя мама как тетрадка,
В маме спрятана загадка.
Разгадаю – напишу,
Никому не покажу.

А ещё она – брюнетка,
В ярком фантике конфетка.
Под одеждой и помадой
Скрыта нежность и отрада.

А ещё она – мотор.
Вечный двигатель. Стартёр.
Может сдвинуть в одиночку
Гору дел, я знаю точно.

Всем понятно, это – шутка!
Любим с папой маму жутко!
Нет, вернее, любим крепко.
Я держусь, как Дед за Репку,

Как Матроскин за Корову…
Моя мама, будь здорова!
В День рожденья и весь год!
Поддержи меня, народ!

Про маму и две пижамы

А у нашей Кати дома две кровати.
На одной кровати мишка спит у Кати,
На другой кровати мама спит у Кати.
Так что нашей Кате спать одной «не катит».

Хочет Катя к маме в розовой пижаме,
В розовой пижаме Катя хочет к маме.
Спать в одной кровати будут две пижамы:
Та, что есть у Кати и та, что есть у мамы.

Семь-Я

Мне сказала мама,
что у нас семья,
Только непонятно,
где ещё пять Я.
Знаю, что одно из Я –
это мамочка моя.
А другое наше Я,
безусловно, это Я.
Я отправилась на поиск
Очень сильно беспокоясь,
Как найти другие Я,
Чтобы дружная семья
Не являлась бы две-я.
И на кухне у плиты
вдруг знакомые черты!
Здравствуй, бабушка моя,
неужели ты есть Я?
Я – ответила бабуля,
суп в кастрюле карауля.
Вот так праздник!
Я нашла! Бабушку я обняла.
Пирожок с лотка взяла
И мгновенно уплела.
Нужно семь, но только три
Я пока нашла внутри,
В нашей маленькой квартире.
Где ж ещё найти четыре?
Может, кто ещё есть в мире,
Кто бы стал четвертым Я,
Чтобы были мы семья.
Или первым, я подвинусь,
Мама, двинься, сделай милость!
Надо вместе дружно жить
И любовью дорожить!
Я искала под диваном,
за комодом для белья,
Залезала я под ванну,
нет нигде другого Я.
Вечером ждала с работы,
Целый день ждала в субботу,
В отпуск съездила трия,
А не дружная семья.
Кто натянет, ведь не Я,
Нам веревку для белья?
У кого я на руках,
Буду, словно, в облаках?
Мама, милая моя,
Чтоб была у нас семья,
Надо нам еще хоть Я!
Тогда веришь, без вранья
Буду маленькая Я
Са-ма-я счаст-ли-ва-я!

Про Машу и кашу

Кашу у Маши скушала Саша.
Вкусная каша в тарелке у Маши.
Саша привыкла есть манную кашу.
Утром, в обед и за ужином даже.

Маша не любит манную кашу.
Ложкой ее по тарелке размажет,
Ложку оближет, язык ей покажет,
Влезет на стул и стишок всем расскажет.

Про то, как полезна манная каша.
Что любят ее и Наташа, и Даша…
И даже собачка по кличке Дуняша
За кашу на лапках на задних запляшет.

И ей не понять, за что манную кашу
Так любят подружки по садику Маши.
Не знают ни Саша, ни Катя, ни Даша:
Для Маши вкуснее нет гречневой каши.

8 марта

Восьмое марта ненавижу:
Пурим от Розы Люксембург.
Весну я по-другому вижу.
Пусть заметает Петербург,
Пусть утопает в лужах грязи
Гадюкино, что смоет враз…
Да, плохо всё в чужом рассказе,
Но эта сказка не для нас,
Где женщина с киркой, с лопатой,
С большим веслом, чтоб мужа бить,
Себе дорогу женской хваткой
Готова к счастью прорубить.
Весна – не подвиг для народа,
И женщина не паровоз.
Но так удобно для уродов,
Чтобы она тащила воз.
Пусть тащит в замкнутом пространстве,
Если смирилась, что раз в год
Ей в зале в праздничном убранстве
Букет начальник поднесёт.
А в остальном – серые будни,
Средств не хватает ни на что,
Серый асфальт, в окурках клумбы,
Серые туфли и пальто.
И так проходят год за годом,
И отмечать же ей не лень
День, как издёвку над народом –
Международный женский день,
Что празднуют в одной России
Между народами страны.
Междусобойчик лишь по силам:
Заветам Ленина верны.
А в мире столько ярких красок,
Улыбок, радости, тепла.
Не для принцесс, тех, что из сказок,
А для борьбы добра и зла.
В теории, отвергнув Бога,
Где человек – коварный зверь,
Дай отворот ему с порога,
Захлопни перед зверем дверь.
И верь, что сотворенье мира
Божественно, как всё добро.
Не сотвори себе кумира,
На женщин не смотри хитро.
Ведь женщина – ребро Адама,
Вернее, та, кто из ребра.
Пусть не встаёт с постели рано,
Зато всегда нежна, добра.
Преподнесёт воды иль водки,
Поддержит словом и рукой,
И будет всё в семейной лодке:
Любовь, надежда и покой.
И будет бешеным желанье
В любви безумства совершать.
Отрадой, а не наказаньем,
В одной постели задышать
И замереть в одно мгновение,
И вознестись на небеса.
И в единении примирение
Вдруг ощутить. Вот чудеса!
Жена, любовница, подруга,
С цветами или без цветов,
Она – весь круг моего круга,
Моя до боли плоть и кровь.
Моя, послушная такая,
И когда зла, насупив нос,
Моя, от края и до края,
Средь пальм или среди берёз.
И ни к чему дурные вести,
И праздник женский раз в году.
Когда идём по жизни вместе,
Другие пусть горят в Аду.
Другие жёны пусть мечтают
О море, солнце и песках.
Дарю тебе я их, родная,
И кровь уже стучит в висках.
И планы строятся навечно,
На лето, зиму и весну,
На четверть века… бесконечность,
На то, как я с тобой усну,
И как проснусь в объятьях нежных,
Купаясь в утреннем тепле
И в ласках утренних безбрежных,
Что даришь мне, а я – тебе.
Поверь мне, счастье не в финансах,
Возможен Рай и в шалаше,
Не в сериалах, не в романсах,
Достаточно, чтоб был в Душе.


Редакция не несет ответственности за содержание рекламных материалов.

Наверх