АЛЯСКИНСКИЙ МЕМОРИАЛ: К ПОДГОТОВКЕ 150-ЛЕТНЕГО ЮБИЛЕЯ ВАШИНГТОНСКОГО ДОГОВОРА

Эти заметки традиционно пишутся в ночь с 29 на 30 марта в память той памятной ночи 1867 г., когда в Вашингтоне состоялось подписание Договора об уступке российских колоний в Северо-Западной Америке. Событие известное и хорошо освещенное. Некоторым это ночное бдение заменяет поминальную молитву, некоторым неразрешимую загадку 3003 (три-ноль-ноль-три). Остается один короткий год до юбилея продажи Аляски. Юбилей – всегда повод сфокусировать внимание людей на отдаленном событии, переосмыслить его и органично встроить в актуальное настоящее.

Академический интерес к активности России на Тихом океане не ослабевал никогда, но существовал в плоскости, почти не пересекавшейся с художественной литературой, формирующей историческое сознание нацией. Русская Америка оказалась, мягко говоря, подзабытой. Могли бы как-то оживить народную память юбилеи, как например, своевременно припомненное в 1947 г. 800-летие Москвы. Но 200-летие открытия В. Беринга и А. Чирикова северо-западной Америки пришлось на лето 1941 г. Объяснять не надо, что тогда было не до юбилеев. А ведь готовились; одно из последних довоенных заседаний Русского географического общества, состоявшееся 17 июня 1941 г., было посвящено Русской Америке. Столетие передачи Аляски в октябре 1967 г. – была вытеснена радостным пятидесятилетием Великой Октябрьской революции. Двухсотлетний юбилей Российско-американской компании (РАК) пришелся на 1999 г. На рубеже веков, когда наша страна еще не оправилась после распада, давние территориальные и людские потери в Америке могли казаться смешными.

Современная историческая литература представляет гипертекст, привнесенный в мировую культуру компьютерной цивилизацией, состоящий из бесконечных сносок и оговорок, в которых без гида не разобраться. Исторические же представления народа в значительной мере продолжает формировать художественная литература, главным образом, беллетристика. Так история пугачевского бунта обретает плоть и кровь в судьбе капитанской дочки.

Каждое сравнительно значимое историческое событие имеет свой дисперсный мемориал – практически бесконечное число монументов, исторических мест и музейных экспозиций, разбросанных по стране и миру. Материальные носители закрепляют исторический след в менталитете нации и не могут существовать вне ментального поля, имеющего нематериальную природу. Мемориал Русской Америки в нашем Отечестве до сих пор не сформирован. Но есть Слово – литература.

К сожалению, в русской литературе нет масштабных «американских» произведений, которыми бы зачитывались поколения романтиков. Нет авторов – кумиров молодежи. В англоязычной литературе такие авторы есть: Майн Рид, Фенимор Купер, Джек Лондон. Великолепные персонажи индейцев создал немецкий романист XIX века Карл Май, сам посетивший Америку только к концу своей жизни. Его «вожди апачей» пользовались популярностью и во Втором рейхе, и в Третьем, смогли дожить до кинематографического воплощения в восточногерманских вестернах.

Первые русские публикации о Новом Свете носили приключенческий и одновременно научно-публицистический характер. Например, «Российского купца именитого Рыльского гражданина Григория Шелихова первое странствие с 1783 г. по 1787 г. из Охотска по Восточному океану к Американским берегам». В начале XIX века отечественная публика охотно принимала произведения эпистолярного жанра. После опубликования «Писем русского путешественника» Н. Карамзина приличные люди, писавшие дневники для себя, стали облекать их в форму для печати. Писали о странствиях по Европе и по Сибири, о пересечении гор и океанов. Не рекомендовалось только писать о путешествиях из Петербурга в Москву, как это довелось Н. Радищеву.

Свои путевые заметки стремился издавать почти каждый морской офицер, включая в них «то, что он видел и что, по его мнению, знал» (П.В. Чичагов). Книги и отдельные статьи представляли на суд публики В. Головнин, В. Завойко, В. Врангель. Ф. Литке, В. Римский-Корсаков. Писали даже нижние чины. Так матрос Е.Киселев оставил «Памятник» – дневник плавания на шлюпе «Восток» под командованием Ф. Беллинсгаузена. Историки добрались и до дневников сугубо интимных, опубликование которых было на грани диффамации. Для себя писали такие замечательные офицеры как М. Ратманов и Е. Левенштерн. Но сегодня и их дневники доступны потенциальным беллетристам. Адмирал из лицеистов Ф. Матюшкин во время своего плавания на шлюпе «Камчатка» записал многое из того, что слышал о вздорности О. Коцебу, тоже известного «писателя-мариниста». Художник-маринист А. Боголюбов не щадил своего командира и кругосветного плавателя контр-адмирала И. Шанца. Правда, издать свои откровенные записки офицер завещал много позже дня своей смерти.

В середине позапрошлого века казалось, что отечественная «американская» литература обретет новое качество и станет художественной. Еще немного и появится русский роман, герои которого будут жить в Новом Свете. Роман, имея готовых героев, ждал гения. А. Пушкин стал собирать описания земель камчатской и американской непростительно поздно. Близкий А. Пушкину библиофил и мастер эпиграммы С. Соболевский одно из своих произведений в 1857 г. начал так: «Честные господа – не в Россе ль?» К тому времени крепость Росс в Калифорнии была не только самым далеким от столицы российским поселением, но и далекой историей. Выбранное емкое сравнение, разумеется, находилось в плену рифмы, но довольно точно указывало на тщетность попыток найти честных людей в России.

Традиции «американской» русской беллетристики мог бы заложить Николай Некрасов. Одна из глав его романа «Три страны света» так и называется «Похождения Никиты Хребтовая с пятью товарищами в Камчатке и в Русской Америке». Но публика не разобралась, какие главы принадлежали перу маститого литератора, а какие его соавторствующей музе Авдотье Панаевой. Роман, появившийся в 1848 г., не оставил заметного следа в русской литературе.

А за год до того увидела свет документальная, но весьма увлекательная книга «Пешеходная опись части русских владений в Америке, произведенная лейтенантом Лаврентием Загоскиным в 1842, 1843, и 1844 г». К тому времени у российской публики на слуху было произведение Михаила Загоскина «Юрий Милославский».

Сам Лаврентий Загоскин стал персонажем романа С.Маркова «Юконский ворон». По жанру этот советский роман можно отнести к социалистическому импрессионизму – больше впечатлений, чем фактов. Беллетрист был ограничен в своем творчестве не только недостатком архивных данных, но и жесткими идеологическими установками. Судьба морского офицера середины XIX века в парадигме советских исторических исследований середины XX века могла быть связана только с морскими сражениями, дальними вояжами и … декабристами. Поэтому романист С. Марков постоянно намекает на крах карьеры своего героя из-за связи с декабристами, называет его впавшим в немилость к императору Николаю I. Последнее близко к правде.

Как мог попасть в фавор к императору командир, допустивший гибель корабля не в бою, а по недосмотру? Корабль просто сгорел от упавшей свечи. Хорошо, что личные связи позволили лейтенанту Загоскину отделаться сравнительно легким наказанием. Начальник Главного морского штаба А.С. Меншиков еще при разжаловании офицера в матросы четко определил, через какое непродолжительное время вернуть ему эполеты. Не тянул реальный Л. Загоскин на жертву режима, а был его баловнем.

Сдерживали марковскую музу и объективные обстоятельства выхода романа в свет в 1940 г. Главный правитель Русской Америки в романе остался образом безымянным и несимпатичным. Управлял тогда колониями Адольф Карлович Этолин, выходец из Великого княжества Финляндского. Этот весьма достойный русский морской офицер не мог стать героем книги, когда шла советско-финляндская война. Да и с именем Адольф он просто бы потопил роман во времена послевоенные.

В эпоху борьбы с космополитизмом такие действующие лица Русской Америки, как Л. Гагемейстер, А. Этолин, Н. Розенберг, И. Фурухельм в советскую литературу не были допущены. Остзейские фамилии снижали шансы исторического персонажа стать литературным героем, даже второго плана, несмотря на объективные заслуги и воспитательный потенциал. Для идеологических и воспитательных потребностей была оставлена четверка «канонизированных немцев»: И. Крузенштерн, Ф. Беллинсгаузен, Ф. Врангель, Ф. Литке.

Сама Русская Америка оказалась вытесненной на периферию общественной полемики. В своей книге «Икона и Топор» директор Библиотеки Конгресса США Джеймс Биллингтон, обобщивший опыт русской культуры, как раз к столетию Аляскинского договора, отметил, что американская тема в русской публицистике была присвоена А. Герценом и М. Бакуниным, деятелями в империи запрещенными.

Русская «американская» беллетристика так и не сформировалась, когда Россия еще присутствовала в Америке. Не стала она достоянием массовой читательской аудитории и сегодня. Хотя российским читателям знакомы имена романистов, таких как И. Кратт, С. Марков, А. Кудря, писавших об освоении Аляски. Последним по списку, но не по значению среди отечественных литераторов занял достойное место уже в этом десятилетии Виктор Юнак с романом «Кобчик – птица морская» об адмирале В. Завойко

Весомый вклад в разработку русско-американской темы внесли североамериканские историки и интерпретаторы. Большим авторитетом по биографиям русских, осваивавших Аляску, мировое научное сообщество признает Ричарда Пирса, которого в нашей стране не переводят. А ведь его биографические изыскания – великолепная основа для беллетристики. Хорошо, что петербургский историк Андрей Гринев издал свою масштабную биографическую энциклопедию «Кто есть кто в Русской Америке».

В нашей стране Русская Америка ожила на театральных подмостках в 80-е гг. прошлого века, благодаря опере А. Рыбникова – А. Вознесенского «Юнона и Авось». Силой таланта художественных интерпретаторов исторические герои становятся близки современникам, хотя порой сильно поступаются своей историчностью. В начале этого века литературному сообществу удалось возродить интерес россиян к американской странице отечественной истории, балансируя на грани ностальгии и реваншизма. Сохранять надо не столько земли, сколько историческую память и русский образ жизни. Хотя бы для того, чтобы вернуться в прежний ареал. Ведь смогли же португальцы в лице Камоэнса, автора эпоса «Лузиады», обессмертить свой героический вклад в мировую цивилизацию.

Было бы ошибочным полагать, что события полуторавековой давности перестали оказывать влияние на день сегодняшний.

Так с 1867 г. можно отсчитывать день рождения украинской антирусской эмиграции в Северной Америке. Идеологическим отцом-основателем украинской эмиграции можно назвать Агапия Гончаренко (Андрей Гумницкого) – беглого православного священника и первого американского журналиста, писавшего на русском и украинском языках.
Со времени передачи русских колоний новым хозяевам началось распространение Русской православной церкви в самих Соединенных Штатах, стала создаваться почва для приема русской иммиграции.

Русское население на Аляске было малочисленным. Собственно русских было не более 800 человек. Но в колониях было еще почти 3000 креольского населения, прочно идентифицировавшего себя с Россией и с православием, фактически ментально русского. Именно креол Илларион Архимандритов, бывший штурман РАК, возглавил Панславянское общество после уступки Аляски. Выходцами из Российской империи были некоторые русские колониальные администраторы финляндского происхождения. И их след вовсе не стерся в истории.

Разрешенная с 1881 г. эмиграция из России в Америку быстро стала превышать 10 тыс. человек в год. И с каждым десятилетием росла почти в геометрической прогрессии. Считается, что на сегодняшний день предков из России имеет более 3 млн. американцев, из них не менее 1 млн. говорят по-русски. Не все они одинаково поддерживают сегодняшнюю Россию.

Многие имена наших соотечественников за рубежом признаны как абсолютные авторитеты в мировом прогрессе. Такие корифеи, как В. Зворыкин П. Сорокин, И. Сикорский представляют собой только вершины русских айсбергов.

Американский писатель русского происхождения Виктор Петров своим творчеством стремился доказать, что наши соотечественники – такие же полноправные созидатели Соединенных Штатов, как англо-саксонские протестанты и иже с ними. И американская страница русской истории не была продана с заокеанскими землями.

Есть ещё время насытить подготовку к юбилею сочинениями, презентациями и активной политикой!

---

Владимир РУЖЕЙНИКОВ
Россия. Москва.
Для “RA NY”