Шампанское в степи
Дорогие читатели!
Мне приятно, что Вы обратили внимание на мою забавную новеллу «Шампанское в степи» и хочется от всей души поздравить вас с Новым годом! Шлю вам те бесхитростные пожелания, которые, конечно, не удивят вас оригинальностью, но без свершения которых жизнь наша тускнеет, теряет свои яркие краски, свою насыщенность радостными мотивами. Я желаю вам хорошего здоровья, любви ближних, свершения надежд, успехов во всех делах – в общем, всего доброго, что дорого вашим сердцам!
Когда я очень давно, в 1954 году, окончил 10-й класс школы, моя любимая учительница напутствовала меня так: «Сумей сделать жизнь свою красивой и богатой интересными событиями и делами!» Я вдохновенно старался осуществить это напутствие, и что-то, думаю, мне удалось. Посвятив свою жизнь эффективности нефтяной отрасли России, я был удостоен званий «Заслуженный изобретатель Российской Федерации» и «Почетный нефтяник», защитил кандидатскую и докторскую диссертации… Но никогда во мне не угасало желание литературного творчества – и вот вы видите здесь маленький штрих этой увлеченности. А еще всю жизнь была моим бесценным достоянием, моей религией (как Арбат для Булата Окуджавы) дружба с хорошими и разными людьми. И позвольте завершить это новогоднее приветствие своим стихотворением, написанным ранее в новогоднем Нью-Йорке:
Вновь новый год – наш новый миг столетья
Домчался из Японии в Нью-Йорк.
А где ж снежок, что так пушист и светел?
Он по дороге где-то занемог…Но я мечтаю не о белом снеге –
Хочу, чтобы в ином нам повезло:
Подольше б грело в двадцать первом веке
Всех нас друзей бесценное тепло!
С уважением Юрий ЦЫРИН, Нью-Йорк
Накануне уже далекого, но тогда нового, 1968 года завершалась моя очередная командировка. Она оказалась незабываемой. Прежде всего, потому, что с участием нашей группы москвичей – сотрудников ВНИИ буровой техники был успешно выполнен очередной этап строительства сверхглубокой скважины на проектную глубину 7 километров. Но хочу рассказать вам вкратце, дорогой читатель, не об этом успехе, а только о дальнейших, завершающих и в некоторой мере занимательных событиях командировки. Быть может, вы разок-другой улыбнетесь…
Скважина, которую я упомянул, бурилась при постоянной научно-технической помощи нашего института на северо-западном краю Казахстана, среди необъятных степных просторов Гурьевской (ныне Атерауской) области. Лето там очень жаркое, а зима довольно холодная и при этом надоедливо ветреная, так что в той, предновогодней командировке погода нас, честно говоря, не ласкала. Зато радовали успех дела и наша приятная команда представителей института, ставшая, по ощущению каждого из нас, уже почти родной семьей. В команде было пятеро мужчин и две милые, заботливые женщины, которых мы воспринимали как сестричек. Все были молоды, кроме, как мы тогда полагали, нашего сорокалетнего мудрого руководителя Алексея Ивановича Воронова – человека, впечатляющего, поскольку большого буквально во всём: и в масштабе знаний, и в полноте тела, и в росте, и в размере головы, а также венчающей её лысины.
Естественно, по окончании победоносного этапа работ, руководство геологоразведочной экспедиции, бурившей ту уникальную скважину, незамедлительно устроило в своём поселке Биикжал банкет. Было 29 декабря. В честь группы представителей науки гостеприимные хозяева произнесли развернутые и проникновенные тосты с восточным оттенком. В ответ медленно и устало поднялся со стула Алексей Иванович. Я, тридцатилетний, сочувственно подумал: “Да, трудно далась командировка старику”. Он сказал:
– Дорогие геологи-буровики, с успехом вас! Но за это мы уже выпили. Теперь хотел бы провозгласить тост за то, чтобы вы срочно отправили нашу группу в Гурьев, к завтрашнему московскому самолету. Тогда мы сможем встретить Новый год в кругу семьи.
Выпил свою водку и сел. Столь приземленный тост всех несколько обескуражил. Но начальник экспедиции смог вновь поднять тональность застолья, произнеся яркий и, честно говоря, справедливый тост в честь лично Алексея Ивановича. Тот даже заметно повеселел…
А позже начались наши приключения.
Рано утром 30 декабря нас должен был увезти в аэропорт города Гурьева единственный, а потому бесценный, автобус экспедиции. Но тем же утром мы узнали, что автобус не вернулся из этого города, где водитель занимался каким-то делом, пока мы познавали щедрость казахстанского банкета. В Гурьеве водитель вдруг заболел, слёг с высокой температурой.
Нас, конечно, посетила грусть за прекрасного парня, которого мы уже хорошо знали, но, честно говоря, ещё более грустно нам стало оттого, что последний в уходящем году гурьевский авиарейс на Москву состоится без нашего участия.
Думали мы, думали – и ничего путного придумать не могли. А утром 31 декабря начальник экспедиции с несколько виноватым видом пришел в наш домик и сообщил, что водитель одного из грузовиков собирается поехать на новогодний праздник к семье в Гурьев. У него, дескать, открытая бортовая машина, в кузове которой легко размещаются накидные сидения – доски, прицепленные к бортам кузова. Впрочем, добавил он, мы можем весело отметить Новый год и в экспедиции…
У всех нас, москвичей, было единое желание: как угодно, но продвигаться в сторону дома. Продвигаться по мере возможности – и будь что будет! И мы дружно заявили, что согласны на грузовик.
Как и было обычным в той нашей неприхотливой жизни, грузовик почему-то долго не мог выехать. Он появился перед нашими окнами, когда уже стемнело. Правда, водитель оптимистично заверил, что к 12 часам ночи по местному времени мы будем в гурьевской гостинице. Нам на прощание подарили две бутылки шампанского – близится новогодняя ночь, как-никак. А ещё вручили пакеты с продуктовыми пайками. В общем, к празднику нас по возможности подготовили – и мы отправились в путь по плоской, как блюдце, казахстанской степи. Алексей Иванович, наш “старик” сорока лет, из солидарности тоже поехал в кузове, несмотря на упорное приглашение шофера в теплую кабину.
Я удивлялся, как водитель в темноте умудряется держать правильный курс. Дороги как таковой в степи, по-моему, не было вообще. Ехать можно было куда угодно. И земля хранила следы множества произвольных траекторий движения автомобилей, что, как мне думалось, просто сбивало с толку, помогало заблудиться.
Я оказался прав. Наш водитель сбился-таки с пути, остановил машину и, заглянув в кузов, деловито сообщил, что теперь мы неизбежно встретим Новый год по гурьевскому времени в степи. Мы, помнится, даже обрадовались, потому что, хотя шампанское – не водка, но с закуской оно всё же немного нас согреет – а разве это плохо?! Ведь, похоже, ещё трястись и трястись в кузове…
И желанный момент наступил. Водитель забрался к нам, и короткий праздник начался. Правда, чокаться нам не пришлось. Отправляясь в дорогу, мы забыли, что целесообразно иметь с собой стаканы. Такая ёмкость под шампанское оказалась только у водителя, и мы использовали её по очереди. Но это обстоятельство ничуть не уменьшило радость встречи западноказахстанского Нового года. Нам было поистине хорошо!
А когда поехали дальше, мы, несколько расслабленные и вполне счастливые, даже начали петь.
Тут я должен кое-что пояснить. Мои вокальные способности были отмечены ещё тогда, когда я в пионерском возрасте попробовал стать участником школьного хора. Вскоре был удален на все четыре стороны из третьего, дальнего ряда. Мне доступно объяснили этот факт: то, что звучало моим голосом, дескать, если и было мелодией, то всё же не той, что исполнялась хором.
Я ещё долго сомневался в справедливости этой оценки моего музыкального дара. Но случилось такое. В связи с окончанием мною нефтяного института, двое друзей подарили мне очень красивую немецкую губную гармошку. И захотелось отблагодарить их демонстрацией умелого владения этим инструментом. В течение месяца я репетировал игру на гармошке, выбрав очень простую и милую мелодию популярной тогда песни, начинающейся словами “Страна родная Индонезия…”. Проще этой мелодии был, пожалуй, только “Чижик-пыжик”. Ощутив, что вполне созрел как исполнитель, я пригласил тех друзей на ужин и продемонстрировал им свое мастерство. Один из них, проявляя искреннюю чуткость, прокомментировал моё выступление так:
– А знаешь, неплохо… Ты это сам сочинил?
…И всё же впоследствии, по признанию людей, одна песня мне удавалась вполне приемлемо. Это “Славное море, священный Байкал…”. Единственная! Почему так случилось, не знаю. Но когда я впервые рискнул поучаствовать в застольном исполнении этой песни, никто не смотрел на меня недоуменно. И она стала в с е м моим ненавязчивым “репертуаром”… Конечно, я не мог не затянуть песню про Байкал и в ночной казахстанской степи. Её вдохновенно подхватили все. Привыкшие к тишине верблюды, населяющие эти просторы, смогли послушать мощное звучание гимна великому сибирскому озеру, которое им, к сожалению, не суждено было когда-либо увидеть…
Ну, а к наступлению Нового года по московскому времени мы всё-таки оказались в гостинице возле аэропорта. Гостиницей являлся барак, истинным украшением которого была уже знакомая нам добрейшая хозяюшка – русская женщина средних лет, одиноко живущая здесь же. Водитель, высадив нас, поехал к семье. Мы, москвичи, ощутив уют жилья, были просто счастливыми. К тому же, хозяйка вдруг принесла нам бутылку водки и спечённый ею пирог с капустой… Что тут можно сказать о нашем настроении?! Нет таких слов! Мы справляли московский Новый год вместе с милой хозяйкой. Кроме нас, в гостинице, естественно, никого не было, и наш барак, думаю, содрогался от вдохновенного пения. Окрестные дома услышали, конечно, и непривычную в этих краях песню “Славное море…” Лучше я, пожалуй, не пел уже никогда.
… Проснувшись солнечным утром 1-го января, мы неспешно двинулись к аэропорту. И, думаю, каждый ощущал смутную грусть от скорого полета и затем расставания. Очень уж хорошо нам было вместе.
Планового рейса на Москву в этот день не было. Можно было отправиться в Симферополь или в Саратов… Мы стали размышлять. Кто-то предложил лететь в Симферополь и посетить там чудесный дегустационный зал вин. Я, как заядлый театрал, предложил вариант Саратова – там есть театр под руководством народного артиста страны прославленного Юрия Киселева. Как бы то ни было, надо же куда-то двигаться!
Кто-то из служащих аэропорта предложил нам совершенно неожиданный вариант. Сказал, что, в порядке исключения, здесь может быть посажен какой-то самолет, который, согласно маршруту, должен пролететь мимо, – он нас и заберет отсюда в Москву. Но наш проницательный руководитель Алексей Иванович, уловив возникшее общее нежелание быстро расстаться, предложил другой вариант, принятый нами с восторгом. Ехать поездом!
Мы запаслись всем необходимым для застолья и разместились в полупустом купейном вагоне поезда на Москву… Ехал я и думал о том, как прав был Экзюпери, считавший, что единственная истинная роскошь в нашей жизни – это роскошь человеческого общения.
А над красавицей Волгой, встретившей наш поезд, прозвучала величественная русская песня… про Байкал…